Леонид Гозман о перспективах протестов
Я не осмеливаюсь давать советы организаторам таких мероприятий и потому, что они находятся под угрозой, и потому, что они делают правое дело. И вообще советовать сбоку — это плохое дело. Но, конечно, люди, которые верят, что сейчас Алексея освободят, которые шли за это, они, конечно, будут разочарованы. И их разочарование, их депрессия частично связаны с тем, что в какой-то степени изначально задавалась нереалистичная цель.
Вообще после революционного всплеска всегда бывает депрессия. После революций 5-7 гг. наступил такой тяжелый, в моральном плане, период развития Российской империи, когда был рост самоубийств, эмиграции, разочарования. Я очень боюсь, что что-то подобное может произойти и сейчас: энтузиазм и разочарование. Как в хоккее. Атака, если она захлебнулась, то это самый опасный момент, потому что бывает контратака, противник как раз забивает на этом.
И я бы хотел предупредить эту депрессию, насколько это можно. Я понимаю, что это не в моих силах — дырку в плотине пальцем затыкать не получится. Но, тем не менее, надо сказать и хоть кто-то может быть услышит. После протеста стены не рухнули. Стены не рухнули даже в Минске, где 80% проголосовало за Светлану Тихановскую. Стены диктатуры рушатся тогда, когда часть правящей элиты понимает, что надо что-то менять и бежит с корабля.
Российская империя рухнула не только под давлением недовольства людей, но и потому, что она стала распадаться на самом верху. Вы, наверное, знаете эту страшную картину, когда царский поезд подъезжал к перрону Петроградского вокзала, то из поезда выпрыгивали офицеры свиты и убегали. Все распалось, империя «слиняла» за 3 дня. То же самое произошло в Советском Союзе. Так вот, когда люди выходят на протест, есть не только протестующие и власть, которые в диалоге находятся. Есть еще 3-й участник, свидетель — общество, который смотрит на это. И когда люди смотрят на это, когда люди делают моральный выбор, ведут себя достойно, когда противостоят этим карателям, — то, что мы видели в Беларуси, то, что мы видели у нас, в наших городах. Кстати говоря, мы ведь обнаружили, что Россия-то, на самом деле, едина, это был день народного единства. Потому что десятки городов, люди разных возрастов, разных социально-демографических групп. Это словосочетание, которое присвоили себе жулики, Алексей так хорошо назвал их Партия жуликов и воров, на самом деле отражает реальность — у нас единая страна, оказалось. Это здорово! Так вот, свидетель, те, кто смотрят на это, у них меняются оценки. В т.ч. оценки меняются у элит. И когда элиты видят, с одной стороны, достойных людей, народ, частью которого они все-таки являются, у них есть жены, друзья, родственники и т. д., и они видят, что этот народ против них, — это, вообще, серьезное дело. И когда они видят, насколько некомпетентна власть, насколько она неадекватна, то у них может возникнуть мысль, что пора с этого корабля валить. И с точки зрения самосохранения, и по другим каким-то соображениям.
Поэтому то, что люди выходят на протесты и рассчитывают, что падут стены, с моей точки зрения, это неправильно. Если ты на это рассчитываешь, ты ошибаешься и можешь быть сильно разочарован. Это плохо. Но тут другое, ты работаешь в долгую. Это не стометровка, это бег на длинную дистанцию. И эта длинная дистанция твое сегодняшнее действие и даже то, что ты попал под дубинку омоновца, осмысленно. Ты вносишь очень серьезный вклад в будущее. Только от морального выбора, морального поведения стены не падают. Но если нет морального поведения, если нет морального выбора, они точно не упадут.
Моральное поведение — это необходимое условие будущего успеха. Оно недостаточно, но необходимо. Поэтому я бы хотел бы, чтобы в воскресенье у нас было много народу на улицах наших городов и это абсолютно не бессмысленное действие.
Леонид Гозман
