21 марта – день поэзии.
В Европе – это первый день весны (весна тут начинается 21 марта, так же, как осень – 21 сентября, зима – 21 декабря и лето – 21 июня).
Дождик барабанит по каналам, словно спешит напечатать первые
строки весны, которые моментально расплываются в отражении домов, лодок, мостов.
Мы сидим в старой офортной мастерской, листаем книги художников, слушаем стихи на всех языках, показываем друг другу работы. За окном гондольер по-лубочному надрываясь, наяривает Santaaa Luciaa.
И так, сколько я себя тут помню. Плеск весла, как взмах кистью. 20 лет, как один день поэзии.
Шелк канала ложится складками офортов (я как раз попробовала новую технику печати на шелке), и я бегу со всех ног в свою
галерею – конечно, опаздываю. Спрашивают про новые графические работы, и про новые скульптуры из муранского стекла, что танцуют в витрине, а мартовское солнце, процеженное сквозь стекло и отраженное от канала, прыгает солнечным зайчиком по стене галереи: по-венециански есть специальное слово – gibigiana.
После дождичка небеса просторней и ближе, потом, сегодня еще и преподавание… Теперь уже я смотрю на танец кисти на листах
моих студентов – и все думаю, как написать об этом. Об этом прекрасном весеннем венецианском дне, о дне поэзии в каждом уголке и закоулке листа ли, города, о первом дне весны в каждом окне, на каждом мосту…
А потом открываю новости.
Я не хотела их открывать.
Но времена не выбирают. И выбор открывать/не открывать – непозволительная роскошь.
Просто потому, что этого выбора не оставили тем, у кого сотрясаются от взрывов реальные окна. Потому что невидение и неведение невозможно ни для художника, ни для человека вообще.
Потому что искусство и жизнь – это тончайшая сеть капилляров, потому день поэзии невозможен в вакууме, потому что и красота невозможна, если закрыть глаза и уши, а если открыть их, то вместе с красотой входит всё: боль, ужас, предательство, отчаяние от безнаказанности, ярость…
Мне хватило одной новости.
«Вечером 21 марта российские военные обстреляли Запорожье. В результате обстрела погибла целая семья: мать Ольга, отец Роман и младшая дочь Ульяна-Христина Маленко».
«Просто в один момент потерять своих близких… Как страшный сон», – написала в соцсетях их старшая дочь Виктория.
Что при этом сказал Трамп или Путин, какую очередную заказную подлость написала Божена и что и кто наврал про легализацию российской оккупации и геноцида, после этой новости безразлично.
Возможна ли поэзия после Запорожья, Одессы, Мариуполя, Ирпеня?
Для живых – да. Потому что без поэзии немыслима сама жизнь.
Для тех, кого убили и у кого убили всю семью, невозможно уже ничего.
Когда-то давно я переводила эссе замечательной итальянской мыслительницы и поэтессы Кристины Кампо.
Кристина Кампо – литературный псевдоним. Её звали Виттория Гуэрини, она родилась в Болонье в 1923 году в семье известного композитора, где искусство и культура были смыслом повседневной жизни. Болезнь сердца помешала ей посещать школу, но частные учителя и чтение книг дали ей прекрасное образование. Всегда оставаясь в тени, одинокая, она тем не менее притягивала к себе многих близких ей по духу интеллектуалов.
Эссе, которое я переводила, называлось «Внимание и поэзия». Оно совсем не злободневно, но предельно актуально.
Потому что внимание
и поэзия невозможны друг без друга.
Вот как заканчивается это эссе:
«Уделить чему-то предельное внимание – значит, быть готовым к страданию до конца. Не только страдать из-за него, но страдать за него, стать щитом между ним и тем, что
ему угрожает в нас или вне нас. И принять на себя тяжесть тех нескончаемых темных
опасностей, без чего невозможна и сама радость.
Здесь внимание достигает своей наиболее чистой формы, и более точное имя ему – ответственность, способность отвечать за что-то или за кого-то, которая и
питает в равной степени поэзию, понимание между людьми и сопротивление злу. В самом деле, ведь любая человеческая, поэтическая или духовная ошибка
есть ничто иное, как невнимание.
Призывать человека, чтобы он не отвлекался, чтобы неустанно оберегал
свою способность ко вниманию от двойственности воображения, от ленности
привычки, от гипноза обычая – значит, ждать от него воплощения максимума его
возможностей. Это значит, призывать к чему-то близкому к святости в эпоху, которая в слепой ярости и c леденящим душу успехом, кажется, добивается лишь одного – полного развода ума человека с его способностью ко вниманию».
И если внимательно (sic!) присмотреться, то отчетливо кажется, что смотрящая с фотографий убитая вчера юная Христина Маленко из Запорожья и Кристина Кампо чем-то похожи. Только одной выпало родиться в Италии и прожить одинокую и непростую, не очень длинную, но очень полную жизнь, а второй – лишь успеть её едва начать и быть погребенной под обломками собственного дома. Просто потому, что выпало родиться по соседству со страшной страной Россией…
