Украина больше, чем кто-либо в мире, хочет положить конец войне, говорит президент Владимир Зеленский, дипломатическое разрешение войны оставило бы очень многих людей живыми. Войну не хочет заканчивать Владимир Путин, его нужно заставить!
Эти слова Владимир Зеленский произнес после встречи в Париже с президентом Франции Эмманюэлем Макроном и избранным президентом США Дональдом Трампом. Та встреча, как и последовавшее непосредственно за ней объявление о подготовке контактной группы по завершению конфликта в Украине выглядят подтверждением того, что в наступающем году горячая фаза этой войны может завершиться.
Разумеется, тут же встает вопрос, насколько этот шаг, если стороны решатся его сделать, повлияет на экономическую ситуацию в России и вокруг нее. Понимая, что полный обзор этой темы сейчас преждевременен, я хотел бы остановиться на вероятных перспективах санкционной политики.
Говоря о российских условиях мира, Владимир Путин многажды повторял, что одним из главных будет отмена введенных против России санкций, но, думаю я, даже он понимает, что в полной мере такой «разворот» невозможен. И не только потому, что технически сделать это сложно, но и потому, что западные страны, несомненно, не захотят терять инструмент давления на Россию и подвергать риску те инвестиции, которые были сделаны в расчете на сохранение status quo.
Можно попытаться оценить, следует ли ожидать уступок и какими они могли бы быть, а также задуматься о том, на чем Кремль будет настаивать, а на чем – не очень.
Основываясь на впечатлении от своих недавних встреч в Берлине, Париже и Брюсселе, я могу сделать однозначный вывод, на что европейские политики готовы будут пойти с легкостью и на что согласятся в последнюю очередь.
Самым желанным выглядит отмена или ослабление санкций в сфере российского экспорта. Первым будет отменен «потолок цены на нефть» как невыполнимая по сути программа, а ограничения на поставки российского сырья в Европу будут существенно сокращены. Эти меры станут, с одной стороны, наиболее активно лоббировать Кремль, и, с другой стороны, уже сейчас понятно, что, придерживаясь их, западные страны ограничивают развитие собственных экономик, дают дополнительные преимущества Китаю и Индии.
С высокой степенью вероятности европейцы постараются отменить ограничения и на ведение своими компаниями бизнеса в России, чтобы спасти их оставшиеся инвестиции после нескольких волн грабежа активов со стороны российских властей и их подельников. Это будет предполагать также отмену или ослабление санкций на поставку в Россию большей части компонентов для соответствующих производств, ни одно из них не относилось к военному сектору, и потому такая мера не будет считаться содействием продолжению милитаризации страны.
По мере пересмотра этих санкций восстановится и российско-европейская торговля по большинству товарных позиций, кроме высокотехнологичной продукции, против поставок которой будут возражать все западные страны – по крайней мере, до тех пор, пока Москва не откажется от игнорирования прав интеллектуальной собственности, чему она стала так привержена за годы войны.
Самой сложной и дебатируемой окажется судьба санкций в сфере финансов и банковской деятельности. Эти санкции не только нарушили прежде налаженные хозяйственные связи, но и поставили под вопрос права собственности – как в случае замороженных резервов Банка России или средств российских частных инвесторов, заблокированных из-за западных санкций в отношении Национального расчётного депозитария и других российских структур. Резервы Банка России формально так и не были конфискованы (как не были конфискованы и другие российские активы по принятому весной этого года американскому закону), но под доходы от них Украине выделяются кредиты в сумме до 50 млрд долларов, которые в случае отмены санкций придётся либо списать, либо перевести в разряд необеспеченного долга. Так что будут компромиссные решения: западные страны могут отказаться от отдельных санкций, которые сейчас препятствуют проведению валютных расчётов, но в то же время не разморозят арестованные активы, сославшись, например, на сохраняющуюся необходимость оценить нанесённый войной Украине ущерб и выработать механизм его компенсации. Этот ущерб, который оценивался украинской стороной почти в 1 трлн долларов, может оказаться на порядок меньше, если перемирие будет заключено на условиях разделения сторон по текущей линии фронта – в этом случае возмещения могут потребовать разрушения, нанесённые российской армией лишь по одну сторону этой линии.
Наконец, наименьших подвижек я бы ожидал в гуманитарной сфере: в Европе доминирует мнение об ответственности за войну всего российского населения; о безусловном единстве российского бизнеса и Кремля; о том, что россияне на Западе могут представлять в своём большинстве «пятую колонну» Путина и ни малейшего доверия не заслуживают.
Санкции в отношении частных лиц, а также фактические ограничения во въезде россиян в Европу, приобретение там собственности или ведения бизнеса останутся в силе практически со стопроцентной вероятностью – отчасти из-за давления украинского лобби, отчасти по причине отсутствия лобби пророссийского, но прежде всего потому, что сохранение этих мер легко и просто объяснить европейским избирателям, а их отмена не сулит никаких следствий, выгодных местному бизнесу (присутствие российских туристов на европейском рынке услуг или траты россиян на дорогую недвижимость или предметы роскоши никогда не были для европейцев определяющими).
Все перечисленное будет с пониманием (если не радостью) воспринято в Кремле: там вовсе не будут настаивать на восстановлении прав олигархов на их собственность (чтобы у них не было соблазна «перебежать» на другую сторону или снова заняться выводом активов), проявят выдержку в отношении финансовых санкций (если снять наиболее острые проблемы с расчетами, Россия не очень страдает от ограничения контактов с западными финансовыми институтами) и будут довольны восстановлению торговых отношений – не в последнюю очередь потому, что оно поможет вести более жесткую ценовую политику на других рынках, куда российское сырье сейчас поставляется с большими скидками или на не слишком выгодных условиях. И западные политики смогут сообщить своим избирателям, что в отношении России сохранены самые болезненные для неё санкции – но для европейского бизнеса расширились возможности конкуренции или созданы более предпочтительные условия хозяйствования. Кремль же будет удовлетворен тем, что обеспечит казне дополнительный доход, но при этом западные страны останутся формально враждебными к российскому бизнесу и россиянам, что можно выгодно «продавать» внутри страны.
Сейчас, повторю, очень рано говорить о том, принесут ли компромиссы такого рода возобновление российского экономического роста; обеспечат ли они сдерживание путинского реваншизма и империализма; будет ли Россия заинтересована в дальнейшем восстановлении отношений с Западом или она станет лишь более на него озлоблена – пока описанные варианты кажутся мне лишь наиболее вероятной канвой для самого первого этапа переговоров о перемирии, который может начаться в следующем году. Более радикальные уступки в пользу Москвы не будут приняты ни Западом, ни Украиной; на что-либо меньшее Кремль однозначно не согласится. Но так как стремление достичь компромисса заметно всё более отчетливо, некое сближение позиций неизбежно.
Думаю, уже к лету следующего года мы увидим, какими станут контуры перемирия и какими окажутся его экономические последствия.
