Все течет и возвращается на круги своя. По крайней мере, в России.
Повесть «Все течет» Василия Гроссмана была написана в начале 60-х, а опубликована в России только в 1989 году, через много лет после смерти автора. Тогда же я ее прочитал. Ничего не понял, кроме того, что впервые в советском журнале с характерным названием «Октябрь» публикуется резкая критика Ленина. Все остальное я просто не заметил, печальные рассуждения Гроссмана меня не заинтересовали. Мне казалось, что страна быстро и необратимо идет к свободе и демократии.
Опыт прошедших с того времени десятилетий заставляет совершенно по-другому воспринимать мысли автора.
Неумолимое подавление личности неотступно сопутствовало тысячелетней истории русских. Холопское подчинение личности государю и государству.
Особенности русской души рождены несвободой, что русская душа – тысячелетняя раба. Что даст миру тысячелетняя раба, пусть и ставшая всесильной?
И вот, оплодотворенная идеями свободы и достоинства человека, совершилась русская революция. Что же содеяла русская душа с идеями западного мира, как преобразовала их в себе, в какой кристалл выделила их, какой побег готовилась выгнать из подсознания истории? Подобно женихам, прошли перед юной Россией, сбросившей цепи царизма, десятки, а может быть, и сотни революционных учений, верований, лидеров, партий, пророчеств, программ. Великая раба остановила свой ищущий, сомневающийся, оценивающий взгляд на Ленине. Он стал избранником ее. Он разгадал, как в старой сказке, ее затаенную мысль, он растолковал ее недоуменный сон, ее помысел.
Подобно тысячелетнему спиртовому раствору, крепло в русской душе крепостное, рабское начало. Подобно дымящейся от собственной силы царской водке, оно растворило металл и соль человеческого достоинства, преобразило душевную жизнь русского человека. Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства.
В поверхностном восприятии рождалось однозначное ощущение растущего просвещения и сближения с Западом. Но чем больше становилась схожа поверхность русской жизни с жизнью Запада, чем более заводской грохот России, стук колес ее тарантасов и поездов, хлопанье ее корабельных парусов, хрустальный свет в окнах ее дворцов напоминали о западной жизни, тем больше росла тайная пропасть в самой сокровенной сути русской жизни и жизни Европы. Бездна эта была в том, что развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворялось ростом рабства.
В этом государстве не только малые народы, но и русский народ не имеют национальной свободы. Там, где нет человеческой свободы, не может быть и национальной свободы, ведь национальная свобода – это, прежде всего, свобода человека. В этом государстве нет общества, так как общество основано на свободной близости и свободном антагонизме людей, а в государстве без свободы немыслима свободная близость и вражда.
Государство без свободы создало макет парламента, выборов, профессиональных союзов, макет общества и общественной жизни.
