Игорь Яковенко: Протест вышел на качественно иной уровень
«Сво-бо-ду!», «Путин – уходи!», «Свободу Навальному!» — скандировала страна. «Работайте братья!» — злорадно отвечала ей кремлевская обслуга, взывая к силовикам и комментируя садизм «космонавтов», с небывалой лютостью нападавших на мирных граждан.
Когда находишься внутри протеста трудно увидеть общую картину. Приходится больше полагаться на слух и пытаться анализировать протест как язык, выделяя не только отдельные слова и фразы, но и группировать их в части речи.
Глаголы протеста и междометия власти
В России нет оппозиции, поскольку нет публичной политики и возможности сменить власть легальным путем. Поэтому глаголы протеста, которые, как и положено глаголам, отвечают на вопрос «что делать?», 23 января были просты, сиюминутны и лаконичны. Навальному – свободу. Путину – сначала в — отставку, потом – на нары. России – свободу.
По моим наблюдениям, язык протеста изменился по сравнению с 2011-2012 и с 2017 годами. Ушла легкая хипстерская ирония тех, кто после белоленточного протеста шел в модное кафе. Не было буйного фестиваля остроумных лозунгов и плакатов типа «Путин как-то не очень», «Мы понимаем, что вы хотите третий раз, но у нас голова болит», «Не раскачивайте лодку – нашу крысу тошнит!» и пр. Вместо милых «уточек» как символов протеста 2017 года появились суровые «ершики», но их было очень мало. Зато появились молчаливые, но брутальные «глаголы» в виде «ответок», которые протестующие давали силовикам. Черноволосый парень, в одиночку вступивший в драку с отрядом «космонавтов» для одних стал героем дня, для других – примером недопустимого насилия в отношении «представителей власти». Пытаюсь, но не могу до конца понять логику вторых. Вот как они себе представляют победу протеста, в котором протестующие все как один позволяют себя лупить дубинками, безропотно идут в автозаки и не отбивают своих? Мирный протест, видимо, все-таки не синоним протеста безропотной покорности, который уже не совсем протест…
Революция, случившаяся в ТикТоке, добавила в протест немного молодежного действия, но гораздо меньше чем ожидалось. Игры в снежки с полицией и игра в уличный футбол шлемом «космонавта» — вот, пожалуй, и все, чем ТикТок обогатил уличный протест.
Зато для власти эта политическая «буря в ТикТоке» стала настоящим подарком и послужила поводом для массы междометий, выражающих притворный гнев, лицемерное возмущение и искреннее стремление покарать. Главным источником этих междометий стала «матушка телегония» Анна Кузнецова, в миру детский омбудсмен, то есть кремлевская смотрящая за детьми и подростками.
«Теперь я знаю все о человеческой подлости. Владивосток. Дети стоят живой цепью. Из-за их спин взрослые бросают в ОМОН дорожные конусы и прячутся снова. Кто эти люди? Они люди?» — кликушествует омбудсмен Кузнецова. Проблема в том, что ни во Владивостоке, ни в каком другом городе России ничего подобного не было. Матушка телегония все это выдумала. То есть, наврала. Но этот «детский навет» на протест в целом и на штабы Навального в частности привел к тому, что полиция стала массово хватать и похищать детей и подростков, которые просто вышли погулять и даже не приближались к местам проведения акции. Силовики тащили детей в участок, пугали, вызывали родителей и приобщали «к делу» о «вовлечении детей в протестную деятельность».
В целом власть и ее обслуга ответили на то, что произошло 23 января именно междометиями, то есть нерасчлененным словоиспусканием, выражающим (но не называющим) эмоции страха, растерянности и злобы.
Вопль Маргариты Симоньян: «Работайте, братья!» — это именно междометие, выражающее морозный страх профессиональной лгуньи перед страной, которая всю их шоблу уже откровенно ненавидит и не скрывает этого. И это чувство благодарности к карателям, защищающим оккупационный режим, массово проявилось у всех без единого исключения обитателей путинского телевизора. «Спасибо за службу!!! Всем силовикам, которые защищали правопорядок!» — благодарно хрипит в твиттере Дмитрий Куликов. «Вы все – герои!» — беспрерывно повторяет Соловьев, который после протеста уже третьи сутки не вылезает из студий, только меняет площадки, переходя из телевизора в ютуб и возвращаясь обратно в телевизор.
Вот краткий перечень междометий власти, переданных ее телевизионной обслугой. Характеристика того, что произошло отражается словами, имеющими внешнюю форму существительных и прилагательных, но на деле просто выражающими страх, то есть являющимися междометиями: «внутренние террористы», «государственный переворот», «кукловоды». Полиция, конечно, герои, но действует недопустимо мягко, «либеральничает».
В адрес социальных сетей и цифровых платформ – неприкрытая ненависть. Вот протяжный вопль Виктора Мараховского, опубликованный в главном государственном информагентстве РИА Новости:
«Россия не может себе позволить свободную работу на своей территории медиаплатформ, не препятствующих или прямо поддерживающих антигосударственную пропаганду и призывы к криминалу.
YouTube, Facebook, Twitter, Instagram, TikTok и все, что появится впредь, — должны беспрекословно подчиняться российскому законодательству и не «выполнять требования» что-то убрать, а лично трястись за то, чтобы их не использовали для нарушения российских законов. Ситуация, в которой тот же «русский» Facebook модерируется украинскими гражданами из центров в Варшаве и Риге, недопустима, немыслима и невозможна более.
Если же эти платформы и сервисы не пожелают открывать в России свои полноценные центры и подчинять их работу строго российским законам — то они должны должны быть просто вышвырнуты за пределы российского информационного пространства. А модные инфлюенсерки обоего пола, кокетливо пропагандирующие «протест», должны потерять все, отсеченные от своих аудиторий и многомиллионных рекламных контрактов, и стать бедными». Конец цитаты.
Мария Захарова в программе «Вечер» от 24.01.2021 у Соловьева: «Это же американские платформы раскручивали всю эту тематику и о «берлинском пациенте и обо всем этом! Вы не хотите, но вам будут навязывать эту информацию!». То есть, по версии Захаровой, тем 86 миллионам граждан которые на момент написания данного текста просмотрели фильм Навального на ютубе и тем 200 миллионам которые просмотрели ролики про Навального на ТикТоке администрация этих платформ загоняла иголки под ногти заставляя все это смотреть…
Кургинян о Навальном: «Кто этот человек?! Кто его делал?! Мальчик уже раздухарился!!». За всеми этими бессвязными выкриками – страх и призыв к власти подавить протест самыми жесткими методами, включая физическое уничтожение самих протестующих. Не случайно у Соловьева постоянно с надеждой в голосе кликали одно слово: «Тяньаньмень». «Тяньаньмень!» — пуская пену вопил Кургинян. «Тяньаньмень!» — вторя ему кричал Багдасаров.
Что касается Навального, то, по мнению обитателей телевизора, того букета статей, которые ему предъявляют, явно недостаточно. «Почему его не сажают по 275-й статье – по госизмене?!» — с возмущением вопрошала Симоньян. И с надеждой добавила – «Ведь там же до 20 лет!». После чего сообщила, что «нужны чистки чиновников и соловиков, которые поддержали все это» и заявила, что «все эти люди должны сменить работу». После чего еще раз обратилась к карателям с любовью и благодарностью: «Работайте, братья!».
«Это элемент большого плана по уничтожению российской цивилизации!» — сипло заорал «политолог» Куликов, когда, наконец, до него дошла очередь. – «Это технология войны против нашей страны! Надо закрыть фейсбук, «стограмм», «двестиграмм» и прочее. Кстати, ТикТок – это неконтролируемое воздействие на несовершеннолетних!».
Существительные, числительные и местоимения
Протест вышел на качественно иной уровень. Прежде всего, впервые в общероссийской акции протеста во многих регионах вышло в процентном от общей численности населения больше людей, чем в столице. И тут не обойтись без числительных.
Есть точные цифры задержанных – 3068 по России по данным «ОВД-ИНФО». Остальное – оценки. МВД как всегда позабавило своей оценкой: 4 тысячи в Москве. Смешно. Оценка Рейтер в 40 тысяч выглядит похожей на правду. Как и оценка в 250 тысяч по всей России.
Власть и ее обслуга намеренно лжет о массовом участии в протесте несовершеннолетних. В зимней одежде и в масках непросто отличить 16-летнего от 18-летнего, но совсем детей я на Пушкинской и на Страстном не видел. На Тверской, где тоже были толпы протестующих, были дети с родителями, которые явно попали туда случайно. В целом мои оценки совпадают с теми, которые опубликовала антрополог Александра Архипова. Вот они: число людей до 18 лет составило всего 4% от общего количества участников акции, от 18 до 24 лет — 25%. Больше всего было людей среднего возраста — 37%. Очень похоже на правду.
Главное, что происходит на наших глазах – «хабаровизация» и «белорусизация» протеста в масштабах страны. Призыв сделать протесты перманентными. Выходить каждые выходные во всех городах России. Хватит ли сил у протеста? Хватит ли ресурса подавления у карателей? К каким изменениям в поведении и тех и других приведет истощение сил, когда станут сдавать нервы? Этого сегодня не может предсказать никто.
В любом случае сейчас на первый план выйдут местоимения. Для протеста стало привычным соединять личные местоимения «я» и «мы» в единое целое: Я/Мы. Для власти и ее обслуги больше характерны неопределенные местоимения: «некий», «некто» которые они предпочитают использовать в отношении своих врагов, или указательные местоимения «эти», «этот», «эта». Вот и сейчас, отвечая на встрече со специально подобранными студентами на вопросы о своем дворце и о своем отношении к протестам Путин предпочел не называть имен, ограничившись стертыми обезличенными отрицаниями очевидного и призывами к неопределенному кругу лиц «не нарушать закон»…
Историческая обреченность режима, главным языковым стилем которого стали нечленораздельность междометий и безликость местоимений, очевидна. Главные вопросы сегодня – это цена, которую придется заплатить за крах этой невнятной безликости, а также тех мер, которые надо принять для необратимости перемен. Ответить на эти вопросы можно только с помощью соединения личных местоимений «я» и «мы». Так уж устроены язык и жизнь…
