Почему Эмманюэль Макрон остается «другом» Владимира Путина
Французская элита испытывает к России смешанные чувства. Но нелюбовь к Америке и имперская ностальгия всегда примиряют ее с Кремлем
Несколько лет назад я участвовал в ежегодном форуме во Франции под названием «Нормандия за мир». Вообще-то, любой человек, живущий на пространстве от Одера до Владивостока, лишь только услышит слово «мир», напрягается. При коммунистических режимах, как точно заметил Джордж Оруэлл, оно всегда означало войну. Точнее, треп о «мире» был любимым орудием советского оболванивания наивных западных людей, особенно — но не только — в пережившей ужасы двух мировых войн Европе. И платная агентура КГБ, и наивные левые дураки всегда талдычили про «мир» и про то, как нужно «слушать другую сторону».
В Нормандии сначала показалось, что предчувствия меня, к счастью, обманули. Но потом я принял участие в круглом столе по Украине вместе с бывшим послом России во Франции Александром Орловым. Он ознакомил французскую публику с полным набором пропагандистских штампов про «фашистский переворот в Киеве», «угнетение русскоязычных», «волеизъявление народа Крыма» и, разумеется, про то, что Путин хочет принести на украинскую землю «мир». Экс-дипломат был крайне возмущен, когда я изложил альтернативную точку зрения. Вскоре уже пришедшее приглашение на следующую конференцию отозвали. Как я узнал, Орлов пожаловался на меня одному из почетных гостей форума, большому другу Кремля Жану-Пьеру Раффарену, бывшему премьер-министру при президенте Жаке Шираке. Меры были приняты. Предчувствия оправдались. Нормандия продолжает бороться за мир без Константина Петровича Эггерта — по методичке, написанной Путиным.
Эту историю я вспомнил, когда смотрел в YouTube совместную пресс-конференцию президента Франции Эмманюэля Макрона и президента Литвы Гитанаса Науседы в Вильнюсе. Для Центральной Европы и стран Балтии антилукашенковская революция в Белоруссии и попытка убийства Алексея Навального — важнейшие темы, которые воспринимаются в контексте политики Кремля по поддержке авторитаризма в России и на всем постсоветском пространстве.
После сюрреалистического телефонного разговора французского президента с Путиным (его детали были обнародованы газетой «Монд» и не опровергнуты ни Кремлем, ни Елисейским дворцом) президент Науседа и литовские политики надеялись на перемену настроений в Париже. Все-таки, если верить «Монд», не каждый день глава ядерной державы — постоянного члена Совбеза ООН рассказывает главе другой ядерной державы — постоянного члена Совбеза ООН о том, что его главный критик сам принял «Новичок», который, как когда-то бронетранспортеры для «ЛНР/ДНР», видимо, можно купить в военторге.
Надежды Вильнюса не оправдались. Макрон заявил, что все еще ожидает от Москвы объяснений по поводу отравления Навального, но при этом призвал балтийские страны «заново отстраивать диалог» с Москвой. Если учесть, что в интервью французской газете перед поездкой Макрон назвал Путина своим «другом», то неприятный осадок от всего этого в Центральной Европе останется.
По меткому замечанию эксперта Европейского совета по международным отношениям Кадри Лийк, Макрон «твердо настаивает на том, что реальность должна соответствовать его теории. Ответ “нет” он не приемлет». Теория простая: если любой ценой продолжать «вести диалог» с Кремлем, то рано или поздно Путин сменит гнев на милость и пойдет навстречу — выполнит хоть один пункт Минских соглашений, заплатит компенсацию семьям погибших пассажиров малайзийского авиалайнера и предаст открытому и гласному суду «майора Петрова», который, в нарушение строгих инструкций Кремля соблюдать демократию и права человека, по своей инициативе залил «Новичок» в бутылку воды для Навального. И тогда можно будет снять санкции, встречаться с разнообразными «игорями ивановичами» и пить шампанское с «сенатором» Косачевым. Как это делает глава комиссии Сената Франции по международным делам и обороне Кристиан Камбон, который дал интервью «Коммерсанту». Он «смело» отказывается предположить, что Путин может иметь отношение к покушению на Навального, и не менее отважно призывает вернуть Россию в G8. Плюс, конечно же, говорит о «мире», куда же без него: «Два члена Совета Безопасности ООН — Россия и Франция — должны играть миротворческую роль в мире, охваченном огнем. Восточное Средиземноморье, Ливия, Сирия, Африка». То, что Сирия и Ливия охвачены огнем при непосредственном участии российского режима, с его «МиГами» и «ЧВК Вагнера», почему-то остается за пределами дискуссии. Как, собственно, и всегда.
Аналогичные настроения господствовали до последнего времени в Германии. Но после отравления Навального, потрясшего немцев, настроения в Берлине, похоже, стали меняться, правда, очень медленно. Но в Париже все по-прежнему. Один мой британский знакомый задолго до отравления Навального сказал: «Политика Германии в отношении России — это странная смесь страха, сентиментальности и жадности». Абсолютно то же самое можно сказать о политике Франции, причем с еще большим основанием.
В умах французской элиты поражение Наполеона и вступление русских войск в Париж перемешиваются с союзом во Второй мировой и эскадрильей «Нормандия — Неман», тени великих князей в Ницце с призраком Ленина в парижской эмиграции, одобренные Кремлем нефтяные контракты «Тоталь» — с Достоевским и Толстым. В отличие от немцев, французский правящий класс, с его самомнением и снобизмом, все еще ностальгирует, подобно российскому, по потерянной империи. Он испытывает невольное сочувствие к путинской имперской мегаломании и такое же презрение ко всяким полякам-украинцам-грузинам, отчего-то отказывающимся внимать старшим братьям, которые учат их уму-разуму. Все это густо замешано на антиамериканизме. Французская элита, как и путинская верхушка, испытывает к Америке одновременно восхищение и ненависть. Франция, как и Россия, мечтает, но не может быть такой, как Соединенные Штаты.
Россиян и других «отсталых» жителей постсоветских просторов французская элита считает к демократии неспособными. Она даже не особенно это скрывает. Нет, если что, политическое убежище дадут, как Петру Павленскому. Но в целом национальные интересы и величие Франции предполагают принятие партнеров такими, какие они есть. «Либерте-эгалите-фратерните» и прочую демократию в Париже резервируют за собой и «настоящей» — то есть западной — Европой.
В Париже, похоже, не догадываются, что нынешние хозяева Кремля — это не императорская семья и даже не члены Политбюро, что никаких национальных интересов России они не защищают, что их единственный интерес — любой ценой остаться при власти, а значит, при активах. Именно поэтому нет ничего удивительного в словах Макрона, сказанных после встречи со Светланой Тихановской, что без России (то есть без Путина) невозможно обеспечить… что? Правильно — мир на европейском континенте!
Причем если Ангела Меркель, жившая в ГДР и стажировавшаяся в Ленинграде, хотя бы относительно представляет себе, с какими людьми ей приходится иметь дело в РФ, то 43-летний выпускник элитной Национальной школы администрации Макрон, как ему ни объясняй, не представляет. Ему никогда не оценить глубинный смысл фраз «Пацан, дай двадцать копеек!» и «Слышь, интеллигент, шляпу сними!» А без них российскую политику и общество не понять. Поэтому президент Франции продолжит бескомпромиссно бороться за мир с Путиным. До последнего россиянина, белоруса, украинца.
Константин Эггерт
