По мере того, как Россия втягивается в двойной кризис, связанный с распространением короновируса и снижением цен на нефть, становятся более предсказуемыми и его перспективы — пока, увы, нерадостные. За последнюю неделю случились три…
По мере того, как Россия втягивается в двойной кризис, связанный с распространением короновируса и снижением цен на нефть, становятся более предсказуемыми и его перспективы — пока, увы, нерадостные. За последнюю неделю случились три события, которые обогащают наше понимание происходящего.
Первым, разумеется, стали переговоры о «нашем всем» — о нефти. Несмотря на очевидную потребность в соглашении и на явное давление, исходившее из Вашингтона, они шли очень тяжело и заняли четыре дня, с четверга по воскресенье, когда сделка была, наконец, обнародована. Итог был ожидаемым: участники договорились о сокращении добычи почти на 10 млн. баррелей в сутки — уперлась только Мексика, поэтому формально с мая сокращения составят лишь 9,7 млн. баррелей. Победителем вышли США, продемонстрировавшие, кто в мире хозяин и при этом воздержавшиеся от любых формальных обязательств (их также не приняли на себя Канада и Бразилия).
Россия оказалась в крайне тяжелом положении. Во-первых, она обязалась сократить добычу на самый большой объем — почти на четверть своего производства, чего никогда раньше не делала. Во-вторых, почти наверняка Москва шла на сокращение в уверенности, что рост цен компенсирует выпадающие доходы — но первые же торги показали, что снижение добычи уже было priced in (учтено в цене, — прим. «Спектра»): цены остались возле уровней закрытия четверга (Brent стоит $ 32, Urals — чуть более $ 25/баррель). Весь апрель спрос на нефть будет продолжать снижаться, увлекая цены дальше вниз, а России надо будет еще и снижать добычу. В целом сложно усомниться в том, что по итогам года мы потеряем минимум половину экспортных доходов, а бюджет лишится 3,5−4 триллионов рублей.
Вторым событием стала динамика коронавирусной инфекции и связанные с ней события. Прежде всего подвердилась гипотеза о том, что эпидемия еще далека от своего пика. Как бы ни хотелось Владимиру Путину праздновать День Победы в окружении ветеранов и гостей, а в конце мая получить бурную поддержку в ходе массового народного голосования за изменение в Конституцию, ни первого ни второго ждать не приходится.
Число инфицированных растет все быстрее, и это ускорение продлится, вероятно, до начала мая. При этом еще одним малоприятным моментом стало то, что власти банально не способны организовать обещанные карантины и закрытие городов: люди толпами валят в храмы; индексы самоизоляции снижаются; система выдачи электронных пропусков оказалась пригодна только для «распила» бюджетных средств, а на деле не работает; люди, оставшиеся без доходов и без понимания сроков отмены введенных ограничений, все менее склонны к подчинению и дисциплине.
Сегодня наиболее вероятным выглядит сценарий, при котором через две-три недели власти пойдут на ограниченное «открытие» экономики. Это приведет лишь к новой волне заражений, что в итоге сделает ситуацию совершенно непредсказуемой. Стоит заметить, что эффективность работы системы здравоохранения остается довольно низкой: число заражений в Москве составляет 11,5 тысяч человек (против 104 тысяч в Нью-Йорке), а мы видим и многочасовые очереди на госпитализацию, и, я думаю, большое количество неучтенных больных. Все это говорит: каникулы затянутся, экономических проблем станет больше.
Третий примечательный момент также случился на прошлой неделе. По данным Минфина, бюджет первого квартала был исполнен практически в идеальном виде: 23% к общегодовым параметрам по доходам, 24% по расходам, с профицитом в 12 миллиардов рублей. За день до этого министерство экономического развития сообщило, что «из-за состояния экономики» даже не начинало работы над макроэкономическим прогнозом развития страны в этом году, обновленный вариант которого оно ранее обязалось представить правительству именно 9 апреля, в четверг(напомню, прежний прогноз предполагал рост ВВП в этом году на 1,6%). Наконец, чуть раньше пришло сообщение о том, что ФНБ вырос с 8,3 до 12,85 триллиона рублей, или 12,2% ВВП.
Все это позволяет предподожить, что власти будут максимально затягивать любые решения об антикризисной поддержке экономики на том основании, что никакого кризиса у нас пока даже и нет. Я не сомневаюсь, что первоначальная оценка ВВП первого квартала, которая должна появиться на следующей неделе, также укажет на то, что экономика замедляется, но сокращения ее не происходит. Это, вероятно, не будет обманом: реальные меры по самоизоляции начались в самом конце марта, эффект от резкого падения нефтяных цен проявится только в апреле. Поэтому правительство, похоже, будет пытаться не слишком раскошеливаться на антикризисные меры, дожидаясь мая-июня, когда глобальная экономика может начать оживать, и перспективы окончания спада станут проясняться.
Таким образом, все тренды прошлой недели указывают на то, что перелом в развитии эпидемии откладывается, текущая экономическая ситуация истолковывается как относительно нормальная, а шансов на восстановление притока нефтедолларов пока нет. Исходя из сказанного, можно сделать некоторый прогноз развития ситуации.
Собственно говоря, он довольно прост. Я исхожу из того, что поступления экспортных доходов сократятся на $ 125−130 миллиардов, или примерно 9% ВВП. Карантинные меры остановят значительную часть экономической активности на два месяца. Если допустить, что замороженными окажутся до 40% от ее обычных масштабов, это лишит экономику еще 6−7% ВВП.
Почти наверняка падение экспортных доходов и сокращение внутреннего спроса косвенно ударят по многим отраслям и компаниям, что также сократит экономическую активность. В итоге недавно представленные прогнозы как группы российских экономистов под руководством С. Гуриева и Е. Гурвича (тексты еще официально не опубликованы, но есть в распоряжении редакции, — прим. «Спектра»), так и компании McKinsey, пессимистический сценарий которых предполагает падение ВВП на 8,6−10%, окажутся реалистичными. Основная часть спада придется, как и во всем мире, на второй квартал, большая часть которого будет потеряна для экономики и в течение которого мы увидим «дно» нефтяных цен.
Какой (по масштабам и графику) может быть реакция властей на происходящее? На мой взгляд, первый кризисный месяц позволяет просчитать и спрогнозировать ее достаточно уверенно.
Совершенно неверным было бы считать, что Россия не готова к кризису. Если сравнивать показатели ее бюджета (демонстрировавшего в 2018—2019 годах рекордные профициты), объем государственного долга (14,4 триллиона рублей, или менее 14% ВВП), действующую процентную ставку центрального банка (6% годовых, вдвое выше инфляции) и наличие резервов, которые вместе с непотраченными средствами федерального и региональных бюджетов составляют 17,7 трлн рублей, или около 16,9% ВВП, с показателями любой из развитых стран, где бюджетные дефициты составляли в прошлом году 3−4% ВВП, госдолг мало где удается удерживать на уровне ниже 100% ВВП, а процентные стравки снижать уже некуда, так как они близки к нулю, то Россия действительно выглядит тем «островком стабильности», над словами о котором россияне привычно смеются.
Проблема, на мой взгляд, состоит в паникерстве нашего руководства и его управленческой несостоятельности. Первое заставляет дрожать над средствами ФНБ и отказываться от его использования, так как считается, что они собраны на «черный день», а никто не понимает, настал он уже или нет. Вторая выражается, с одной стороны, в неспособности наладить заимствования у Банка России для финансирования бюджетного дефицита, и, с другой стороны, противостоять интересам отдельных лоббистских групп, которые усилят давление на Кремль как только будут приняты первые значимые решения об экономической помощи.
Как показывает опыт западных стран, почти все они уже вложили в поддержку граждан и предприятий от 7 до 11% ВВП. России это вполне под силу сделать, потратив треть ФНБ и мобилизовав 5−6 триллионов рублей за счет займов у Банка России под залог специально выпускаемых серий ОФЗ. Однако власти предпочитают тянуть (правда, появились первые признаки того, что некоторые займы все же будут сделаны, хотя непонятно, как и на каких условиях).
Фундаментальная причина происходящего, на мой взгляд, состоит в весьма своеобразном взгляде обитателей Кремля на российскую экономику. За годы управления ею «в ручном режиме» президент и его соратники окончательно уверились в том, что «народное хозяйство» страны базируется на крупных игроках(«системообразующих предприятиях», «крупнейших налогоплательщиках» и т. д.). Они считают, что эти компании «генерируют» доходы, государство собирает их часть в виде налогов или ренты и «раздает» людям.
К сожалению, они не понимают, что российская экономика, как и любая другая, основыватся как раз на конечном спросе населения и малого бизнеса, удовлетворяемом в том числе и крупными корпорациями. Именно из-за столь превратного понимания реальности Кремль не считает нужным из бюджета и ФНБ поддерживать потребителей или ориентированные на них бизнесы — и, я думаю, в итоге так на это и не пойдет.
В результате на протяжении апреля и первой половины мая население не получит от правительства никакой дополнительной помощи, кроме регулярно выплачиваемых пенсий и зарплат всех работников бюджетной сферы (даже и тех, кто находится на каникулах или работает дистанционно). Учитывая, что около 2/3 россиян не имеют никаких сбережений, не менее чем 20% населения, не попадающих в указанные выше группы, столкнутся с невозможностью финансировать текущие расходы. Даже после прекращения карантина до миллиона малых и средних предприятий не будут запущены вновь. Половина из тех, кого сегодня работодатели переводят в отпуск за свой счет, также могут не вернуться на работу — это пока правительство следит, чтобы формально не было увольнений, но после отмены карантина ограничения на сокращение сотрудников, скорее всего, станут менее жесткими.
В результате «холодное лето 2020-го» станет временем самой большой за последние десятилетия «ломки» российского общества: населению придется искать новые возможности трудоустройства, смиряться со снижением жизненного уровня, реструктурировать банковские кредиты и прочие обязательства. Власти, конечно, будут продолжать паллиативные программы помощи — вероятно, часть причитающихся налогов будет отнесена на следующий год, расширится программа кредитных каникул, будет организована более эффективная выдача пособий по безработице.
Однако нынешняя экономическая система сохранена не будет: сотни тысяч бизнесов погибнут, многие компании и банки разорятся, государство поддержит лишь попавшие в «список 646-ти». Экономика закончит год просевшей на 10−12%, с растраченным наполовину ФНБ, который пойдет на покрытие бюджетного дефицита, и незначительно увеличившимся госдолгом, средства которого помогут попавшим в сложное положение приближенным корпорациям. С 2021 г. начнется очередное «путинское оживление» — рост на 1−1,5% в год в ожидании повышения цен на нефть.
2020 год — и это понятно почти наверняка — войдет в экономическую историю России как год исчезающих надежд. Будет ли следующий за ним сильно отличаться, сказать пока сложно…