Стихийный протест

Ушедший месяц ознаменовался хотя и предсказуемым, но оттого не менее вопиющим событием – «обнулением» президентских сроков Владимира Путина. Совет Федерации зафиксировал факт принятия поправок, включая упомянутое «обнуление», и Путин практически сразу же подписал соответствующий закон. Всё это проходило на фоне подобострастного выступления депутата Государственной думы Валентины Терешковой, гневных заявлений представителя российского МИД Марии Захаровой по поводу начавшегося в Нидерландах суда по делу малайзийского «Боинга» МН17 и общего пропагандистского накала.

Казалось бы, происходящее в России не дает никаких оснований для оптимизма, однако всё больше и больше наблюдателей замечают иную тенденцию: стихийный рост протестных настроений в самых разных социальных слоях. Речь не идет о протестующих, придерживающихся преимущественно либеральных взглядов и выходящих на акции оппозиции. Осознание происходящего не имеет организационного выражения. Власть начинают критиковать православные консерваторы, чиновники, полицейские, сотрудники спецслужб и даже сами пропагандисты, и с каждым месяцем это явление становится все более массовым. Даже те, кого принято называть «ура-патриотами», уже не просто считают «путинскую клептократию» грабителями страны, но, кажется, догадываются, что именно Россия развязывает войны с соседями для прикрытия махинаций власти.

Лучше других, на мой взгляд, это явление описал российский журналист и публицист Александр Невзоров. По его словам, бригадир «фабрики троллей» сообщил: один из главных его сотрудников не удержался и высказал своему руководству все, что думает о России, её власти, Крыме, Сирии и других темах, которые должен был «освещать» в рамках своей не слишком почетной профессии. В результате бригадиру пришлось обратиться к оппозиционному публицисту с просьбой устроить бывшего пропагандиста на новую работу. «Такие ситуации случаются сплошь и рядом. Оппозиции нет, есть более страшное для власти явление, чем оппозиция… Оппозиция – это некое явление, которое можно арестовать, загнать, с ним можно начать работу, разобраться по-свойски, взять под контроль. Но сейчас в России нет оппозиции как таковой. Любой человек, который потрудился хоть чуть-чуть мыслить, переходит в разряд протестников… Это внутренняя, выношенная протестность, кристаллизующаяся с каждым днем, с каждым новым поступком власти», – подытоживает Невзоров.

Данная тенденция прослеживалась и ранее. Так, социолог Анастасия Никольская на Форуме свободной России в Литве в июне 2019-го говорила: «Ещё год назад внутренняя политика России многими осуждалась, но большинство одобряло внешнюю политику страны и отмечало важность того, что «Россию боятся». Однако уже в октябре ясно проступил запрос на миролюбивую внешнюю политику. Также растет тенденция борьбы за свои права конституционными средствами… Можно констатировать, что люди поменялись». Социолог также заявила о «революции в массовом сознании россиян» и добавила, что «люди хотят автономии своих регионов».

Конечно, сам по себе «фактор осознания» ещё не свидетельствует о близости общественных перемен. Напротив, российское большинство в последние годы неплохо научилось жить в обстановке когнитивного диссонанса. Эта ситуация особенно устраивала силовиков и провокаторов – многих из них стало почти невозможно отличить от тех, кого они «разрабатывают»: провоцируя других, они, похоже, говорили то, что думают на самом деле. Порой складывалось впечатление, что, в отличие от разведчика Штирлица, который, превозмогая тошноту, изображал верность Рейху, новые российские доносчики, напротив, «отводят душу», общаясь со своими жертвами, поскольку всегда могут оправдаться, что делают это «по работе». Словом, ключевым вопросом здесь является не столько факт осознания правды, сколько то, что человек делает с этим осознанием, способен ли жить в соответствии с ним.

Однако даже в такой ситуации количество людей, понимающих правду, рано или поздно переходит в качество. Согласно недавнему опросу «Левада-центра», с августа 2019-го по январь 2020-го процент доверяющих российскому телевидению упал с 79 до 52%, а значит, власть может утратить главный рычаг управления населением – телевизионную кнопку. Стихийный протест не поддается контролю, и каждое новое неверное действие власти приводит к тому, что совершенно разные люди, занимающие самые разные посты, в какой-то момент не находят в себе сил продолжать лицемерить.

Складывается парадоксальная ситуация: многие люди, формально находящиеся на разных сторонах баррикад, практически одинаково оценивают ситуацию в стране. В других условиях это могло бы стать началом внутринационального диалога и процесса объединения расколотого российского общества. Однако ситуацию осложняет то, что репрессивная машина работает как никогда старательно, противоречия между гражданами находятся уже не в области взглядов, как было еще несколько лет назад, а в невозможности забыть и простить репрессии и провокации режима. На этом фоне многие вполне оправданно не доверяют собеседникам «с другой стороны баррикад», и это делает диалог практически невозможным.

Тем не менее, если представить себе, что через несколько лет Владимир Путин так или иначе уйдёт с политической арены, то построенная на принципах «ручного управления» система, наполненная латентными диссидентами, уже не сможет функционировать так же, как раньше. Поэтому даже в сегодняшних условиях важно налаживать этот диалог – не с теми людьми, которые пытаются оправдать путинский режим и представляют его интересы, а как раз с теми, кто не делает этого. Без объединения представителей разных слоев общества изменить ситуацию в России будет сложно. В конечном счете эта ситуация всё-таки изменится в силу естественных исторических причин, однако к этому лучше готовиться заранее.

Ксения Кириллова – журналист, живёт в США

Высказанные в рубрике «Блоги» мнения могут не отражать точку зрения редакции​