О «прекрасной России будущего»
О «прекрасной России будущего»
По мере того как страна привыкает к реалиям эпохи развитого путинизма, у части ее населения возникает спрос на иллюзорные картины прекрасного будущего, с которым отдельные оптимисты надеются встретиться еще в этой жизни. В некоторых полутонах картины отличаются, однако практически в каждой Россия выглядит как демократическое, управляемое законом общество, в котором развивается конкурентная экономика, уважаются права человека, а правительство подотчетно народу. Характерно, что почти всегда эти черты приписываются мощному суверенному государству, занимающему достойное его прошлого и настоящего положение в мире.
На мой взгляд, подобным мечтам вряд ли суждено сбыться. Не только история России, но и современное состояние общества определенно указывают на несколько моментов, препятствующих модернизации страны.
Во-первых, важнейшей ценностью была и остается сила как симбиоз power и force: страна должна быть сильной; сильной должна быть и власть; сильным должен быть любой человек, претендующий в этом обществе на что-либо. Эта идеология фундаментально противоположна правовому сознанию, и никакая демократия не способна установить в стране власть закона, а не личности.
Во-вторых, в условиях столетиями воспроизводившейся и сейчас достигающей своего локального апофеоза отсталости общество не сможет самостоятельно создать конкурентную экономику, так как страна заведомо проигрывает в хозяйственном отношении большинству других игроков. Соответственно ориентация на сырьевой сектор и стремление закрыться от внешнего мира будут снова и снова выходить на первый план.
В-третьих, богатое имперское наследие неминуемо начнет прорываться в самых разнообразных формах — от «крымнашизма» до неспособности принять ценности федерализма и интегрировать мигрантов — подтачивая демократические и тем более правовые институты. Страна, никогда не развивавшаяся как нация, не создаст современной внутренней организации.
Разумеется, было бы большой ошибкой утверждать, что Россия не изменится никогда — и я никоим образом не стремлюсь этого сделать. Я лишь акцентирую внимание на том, что переход к нормальности от нынешней аномальной системы крайне маловероятен. Масштабы злоупотребления властью, коррупции и грабежа, нарушений прав человека внутри страны и военных преступлений вовне ее, проявленные путинским режимом, таковы, что никакая новая власть, революционно приходящая ему на смену (а иной тип транзита уже невозможен), не сможет преодолеть соблазн передела собственности, люстраций и чисток — всего того, что в относительно короткой перспективе приведет к смене элиты, но не режима.
Реальному обновлению страны могли бы послужить три проекта: формальный роспуск нынешнего de facto унитарного государства и создание новой договорной федерации; национализация значительной части неправедно обретенной собственности и новая приватизация ее части по методам, опробованным после объединения Германии; и, наконец, полная очистка государственного аппарата от чиновников путинской эпохи и замещение их на конкурсной основе ранее никогда не связанными с госслужбой людьми. Ни один из этих проектов не выглядит реалистичным в условиях доминирования русского этноса, невиданного имущественного неравенства, и замаранности десятка миллионов людей в работе современной бюрократической машины.
Как показали события конца 1980-х годов, правовая система не возникла даже тогда, когда «сборка» нового общества велась в условиях безразличия к правовым нормам (демократия в эпоху перестройки считалась куда более важной) — и я бы не стал предполагать, что она появится после трех десятилетий безудержного злоупотреблениями законами в ущерб праву.
Основной проблемой России — и она не исчезнет после перехода власти от реального Путина к условному Навальному — является то, что государство в нашей стране приоритетно по отношению к обществу. Эта приоритетность основана на упоминавшемся уже обожествлении силы, которая считалась и считается условием выживания страны и народа. Как правило, российское (русское) государство всегда держится(алось) на силовиках — от княжеских дружин и опричных людей до наркомвнудельцев и силовиков в их нынешнем понимании, и, повторю, я не понимаю, почему эта традиция должна измениться после очередного хаотического изменения властной системы. Суверенитет России является, на мой взгляд, своего рода абсолютным злом, так как он требует силовых действий/игр для своего поддержания, создает в обществе атмосферу напряжения, порождает разного рода «вертикали» и в конечном счете ввергает страну в архаику. Скажу больше: нигде в мире суверенитет в традиционном шмиттовском понимании не использовался так последовательно для легитимизации отсталости, как в России.
Поэтому я вижу лишь один путь для прорыва России из того болота, куда она раз за разом попадает — причем по вине своего народа, а не одного или нескольких дорвавшихся до власти людей, — в подлинную современность. И этот путь связан с ее вовлечением в наднациональные структуры, которые предполагали бы существенный отказ от суверенитета, позволявшего и позволяющего российской верхушке творить в стране политический и экономический беспредел, и подчинение страны и общества правовым нормам, вырабатываемым за ее пределами.
Такого рода «внешнее управление» — не уникальная вещь в истории, и я бы сказал, что оно часто приводит к весьма позитивным результатам. Можно вспомнить два примера из истории Японии (в 1850-60-е и 1940-50-е годы), Германию после Второй мировой войны, и, разумеется, центральноевропейские страны при подготовке и после их вступления в Европейский Союз. Последний пример особенно важен, так как он в наибольшей степени, на мой взгляд, может быть использован и Россией будущего.
По сути, речь должна идти о полном принятии европейского свода законов (acquis communa-utaire) и признании высшей судебной инстанцией European Court of Justice, унификации технологических, производственных и потребительских стандартов, полной открытости для европейских инвесторов и защищенности их прав европейскими законами. Я в данном случае следую тезису Даниела Белла: «Я не верю в демократию. Я верю в свободу и права» (Д. Белл, В. Иноземцев, «Эпоха разобщенности. Размышления о мире XXI века», Москва, 2007, с. 121). И полагаю, что ни свободы российских граждан, ни их права не могут быть гарантированы из Кремля. Кто бы из правителей там ни оказывался и с какими намерениями, ему не удавалось этого обеспечить — и почти тысячелетний опыт представляется достаточно репрезентативным, чтобы с ним не считаться.
«Десуверенизация», ведущая к «прекрасной России будущего», может быть осуществлена после того, как путинская элита приведет страну к экономическому краху и население спонтанно повернется в сторону Запада (Россия развивается по принципу маятника, и, судя по тому, насколько далеко она сейчас отклонилась от равновесного состояния, обратное движение будет довольно впечатляющим).
Учитывая, что Европейский Союз не сможет (и не захочет) принимать Россию в свои ряды (да и столь судьбоносное решение вряд ли вызреет и в самой России), предпочтительным выглядит вариант, в котором Москва сотрудничает с Брюсселем в формате Норвегии, Швейцарии и (вероятно) Великобритании после Brexit’a. Он предполагает создание зоны свободной торговли, унификацию стандартов и сертификатов соответствия, принятие большей части acquis, признание юрисдикции Court of Justice и (sic!) выплату значительных сумм (в нашем случае — 3-4 миллиарда евро в год) в бюджет ЕС. При этом, не будучи членом Союза, Россия не рассчитывает на структурные фонды и не участвует в коллективных органах власти Союза.
Смысл проекта состоит в том, чтобы модернизировать правовую систему, запустить реальную конкуренцию, привлечь серьезных европейских инвесторов к вложениям в реприватизируемые активы, получить независимый аналог Верховного Суда, создать с Европой единое гуманитарное пространство, снять визовые и иные барьеры. Экономически проект выглядит выгодным, так как привлечение 10-20 миллиардов евро инвестиций в год на протяжении нескольких лет позволит создать и модернизировать бизнесы, которые спродуцируют куда большие налоговые поступления в российскую бюджетную систему, чем сумма «репараций», которая будет выплачиваться в пользу ЕС. 20-30 лет существования в подобном режиме радикально изменят российское общество — а после этого от него можно будет и отказаться (ведь даже из самого Европейского Союза можно выйти, не то что из такого партнерства), если, конечно, общество не потребует дальнейшей интеграции в «упаднический» Запад.
Конечно, можно надеяться на то, что очередной лидер успешной протестной волны, которая когда-то да сметет путинский режим, не будет вскоре призывать «голосовать сердцем», посылать танки в очередной недовольный Москвой «субъект федерации» и подгребать активы под своих родственников исключительно ради того чтобы не дать видным фигурам прежней системы ее реставрировать. Но это удел скорее двадцатилетних юнцов, чем тех, кто видел и советские времена, и раннюю демократическую Россию, и путинизм. Кто видел это и понимает, что личность, подобная Михаилу Горбачеву, встретилась в русской истории лишь один раз…
Владислав Иноземцев специально для M.News
