Последние недели в российской блогосфере ознаменовались необычайно интенсивными «разборками» между людьми, несомненно недовольными происходящим в стране и оппозиционно настроенными в отношении путинского режима. И если…
Последние недели в российской блогосфере ознаменовались необычайно интенсивными «разборками» между людьми, несомненно недовольными происходящим в стране и оппозиционно настроенными в отношении путинского режима. И если некоторые споры развернулись вокруг отношения, например, к В.Юмашеву, недавно эффектно восставшему из политического забвения, то последовавшие за ними баталии затрагивают людей, уже не способных принять участие в дискуссиях – от Е.Гайдара, ушедшего от нас десять лет назад, до убитого почти пять лет назад Б.Немцова и только что почившего Ю.Лужкова. Уважаемые и известные люди всё интенсивнее обливают грязью как самих покойников, так и друг друга, лишь упрочивая ощущение того, что не только организационная, но даже интеллектуальная оппозиция сложившейся в стране системе не имеет шанса возникнуть и в далёком будущем.
Как и большинство тех, кто сегодня обменивается в прессе и в блогосфере обвинениями и ярлыками, я получил гуманитарное образование в Советском Союзе, и смутно помню материалистическую теорию истории К.Маркса, призывавшего не преувеличивать роль личности в истории. И мне кажется, что как в середине 1980-х не существовало реалистических альтернатив крушению советской системы (как экономическому, так и геополитическому), а 1990-е оказались естественной прелюдией к формированию современного путинизма (не буду повторять тут свои ранее высказывавшиеся аргументы на этот счёт [Vladislav Inozemtsev. «Why Putinism Arose» in: Journal of Demo¬cracy, 2017, October, Vol. 28, No. 4, pp. 80— 85]), так и эволюция «раннего В.Путина» в «позднего» была достаточно серьёзно предопределена. Да, наверное, появление в том или ином месте и в тот или иной период других людей могло бы отчасти изменить курс страны – однако вряд ли стоит сомневаться в том, что именно наши имперские синдромы, наша сырьевая экономика, технологическая отсталость, неготовность населения отстаивать свои права, историческое отождествление власти и денег, абсолютизация силы как главного социального ресурса, непонимание различия законов и права, а также многое другое в значительно большей мере задали тренды развития России на протяжении её постсоветской истории, чем поступки отдельных реформаторов или реакционеров.
Россия «споткнулась» на целом ряде проблем, ни одна из которых сегодня не осмысливается должным образом, хотя каждая из них в перспективе может оказаться столь же важной и болезненной, как и на предыдущем цикле исторической трансформации. Я бегло назову лишь несколько из них.
Первое. Что важнее: «территориальная целостность» страны или реальные федеративные связи между её частями? В 1994 г. Москва выбрала первый вариант – и превращение в de facto унитарное государство стало реальностью. Когда нынешняя элита сбежит с наворованными миллиардами, проблема отношений центра и регионов вновь встанет в полный рост. И различное отношение к покойникам, я убеждён, не поможет найти ответа на возникающие проблемы.
Второе. Следует ли чтить права собственности в том виде, в каком они существуют, или перераспределить её так, чтобы представители l’Ancien régime не смогли использовать её для попыток реставрации? В 1996 г. политическая целесообразность, судя по всему, перевесила все прочие аргументы, и мы по-лучили и олигархический капитализм, и довольно существенные ограничители свободной конкуренции, что впоследствие дало о себе знать.
Третье. Люди, приходящие к власти после крушения коммуниcтической/антинародной/etc. хунты – они являются гарантами транзита или исполнителями народной воли? Придём ли мы снова к 1996 г. и призывам «голосовать сердцем» за кандидата, альтернативы которому нет при всём богатстве выбора? Понимаем ли мы, чтó можно противопоставить подобному развитию событий, особенно в условиях борьбы нового со старым – или, простите, «финальной битвы между добром и нейтралитетом»?
Четвёртое. Мы задумались, наконец, о пределах своей страны и о бремени нашей истории, которую слишком часто делали люди, для которых «границы России нигде не заканчиваются»? Экспансионизм, концепция управляемой нестабильности на постсоветском пространстве, дестабилизация соседних стран, борьба за права «соотечественников» – далеко не путинские изобретения, и, боюсь, с его уходом они никуда не денутся.
Все эти вопросы, на мой взгляд, должны быть предметом обсуждения в гораздо большей степени, чем изучение того, кто и какую роль сыграл в политических процессах двадцатилетней давности. Вместо этого мы видим бессмысленное взаимное озлобление тех, кто должны были бы совместно думать о будущем, а не воевать из-за прошлого. Хотя бы потому, что объединённые посредственности всегда выиграют у враждующих талантов – ведь если чему и учит нас недавняя история, то только этому…
Автор: Владислав Иноземцев
Источник: «Эхо Москвы»
