Три важных выступления о России – два о прошлом и одно о настоящем и будущем. Три выступления и предельно яркий контраст. В одном – честность, искренность, забота о будущем страны, готовность принести себя в жертву. Два других – это ложь, разводки, мифотворчество и оправдания. Последнее слово Егора Жукова в суде – это манифест всего поколения двадцатилетних, которые не хотят мириться с тем, что происходит в России – тотальным воровством, коррупцией, обнищанием и той безнадежностью, в которую все больше погружается народ усилиями «верхов». И желание нести ответственность за судьбу страны. Два интервью – Валентина Юмашева и Петра Авена – совсем о другом. Как раз о том, чтобы ответственность как за прошлое, так и за настоящее (и не дай б-г будущее) с себя снять.
Валентин Юмашев много, очень много говорит о Путине. И ни слова – про настоящее. Он хочет внедрить в сознание общественности и в историю свою версию событий, происходивших двадцать лет назад. Если коротко, то в его трактовке Путин был блестящим – блестяще понимал, блестяще формулировал и сначала это заметил он, Юмашев, затем – Ельцин, а потом и вообще все люди увидели, какой прекрасный парень. Юмашев, а значит и семья, хотят дистанцироваться от нынешнего Путина, оправдаться за то, что Россия их усилиями получила на 20 с лишним лет диктатуру воровской власти.
Юмашев местами врет, местами – не договаривает. Например, говорит о том, что на выборах в думу в декабре 99 то партии, которые Путин поддержал, выиграли у всех – Единство и СПС. «Результат блестящий, именно путин победил. Ни у кого не было ощущения, что победили Единство и СПС», — убеждает публику Юмашев. На эти слова обратил внимание Алексей Венедиктов. И напомнил в одной из передач на «Эхе» действительные итоги выборов. Первое место заняла тогда КПРФ, «Единство» — второе. Третье место ушло ОВР, а СПС был на четвертом месте. То есть, те партии, которые поддержал Путин – как раз проиграли. Но нет, в истории 90-х от Юмашева нет места реальным фактам. Не для того семья старалась.
Авен – не лучше. «Я считаю, что залоговые аукционы — это ужасная ошибка. Я был категорически против. «Альфа» не участвовала в залоговых аукционах. Нас не пустили в них участвовать. Мы хотели, бизнес использует те возможности, которые есть. Но и я, и мои партнеры, мы до последнего не верили, что такое преступное деяние может иметь место», — хочет быть убедительным Авен в интервью The Bell. Речь про 90-е, события, которые не настолько давно были, чтобы рассчитывать на то, что все помнящие это время умерли, впали в маразм и Альцгеймер, а значит, можно врать без зазрения совести. Хотя где совесть, и где Авен.
Не зря многие вспомнили после этих слов интервью партнера Авена Германа Хана. «История с залоговыми аукционами придумывалась, в том числе, и бизнес-средой, и, насколько я понимаю, г-н Потанин был одним из тех людей, которые и принесли эту идею. Когда механизм заработал, мы захотели в этом процессе участвовать, единственная реальная возможность появилась как раз с продажей «Сиданко». Потанин тогда предложил Фридману компромисс: вы не конкурируете с нами за пакет «Сиданко», а мы взамен продадим вам в нем около 30%», — рассказывал Хан в 2010 году «Ведомостям».
Бизнес не может быть в политике вообще. Говорит Авен, который еще не так давно давал показания спецпрокурору США Роберту Мюллеру и рассказывал, как обещал президенту России Владимиру Путину попытаться наладить канал связи между Москвой и командой Дональда Трампа. И еще, совершенно циничное от Авена: «Сейчас мягкий авторитаризм конечно. У нас что, массовые репрессии?». Политические аресты, массовые обыски и задержания невиновных, взятие властью в заложники, полицейский произвол – этого Авену не достаточно, это для любителя Пиночета мягкий вариант. Признать, что современная Россия – это авторитарная страна, где происходят массовые репрессии, где цензура и воровская власть – это признать и свой вклад в происходящее, взять на себя ответственность, а именно этого боятся что Авен, что Юмашев. Поэтому — за ними нет даже прошлого, которое они так хотят переписать. А будущее — за такими ребятами, как Егор Жуков.
