Чем дольше в России предпочитают молчать о второй чеченской войне, тем дольше придется преодолевать ее последствия, считает Константин Эггерт.
13 сентября 1999 года в Москве обещало быть очень теплым днем, поэтому все окна в нашей квартире на семнадцатом этаже дома на юге столицы были открыты. В пять утра я проснулся от грохота, больше всего напоминавшего взрыв. Я вскочил и бросился к окну. На северо-восток от нашего дома стоял столб дыма, и, как мне показалось, оседающее облако каких-то обломков. «Новый теракт», — подумал я. Ведь до этого уже были взрывы в городе Буйнакске и в московском районе Печатники.
Предчувствия не обманули. Скоро «Эхо Москвы» сообщило о взрыве в жилом доме на Каширском шоссе. Погибло более 120 человек. Через неделю премьер Владимир Путин пообещал «мочить» террористов «в сортире». А 30 сентября бронетанковые части российской армии вернулись в Чечню — без малого через пять лет после начала первой военной операции в 1994 году.
«Старые песни о главном» в сегодняшней России
С тех пор прошло 20 лет. Далее я хотел написать фразу: «Обстоятельства серии взрывов в российских городах и причины неожиданного всплеска активности боевиков Шамиля Басаева накануне, в августе 1999 года, остаются предметом дискуссий и по-прежнему вызывают много вопросов». Но вдруг подумал: а задает ли кто-то эти самые вопросы? И есть ли дискуссия? На самом деле вторую чеченскую войну, как и первую тоже, сегодня мало кто вспоминает.
У постсоветского общества, по понятным причинам, короткая память. В последние 30 лет оно пережило так много крутых перемен и настоящих трагедий, что научилось подавлять тяжелые воспоминания. Поэтому история странного «сахара», найденного в одном из домов в Рязани после московских взрывов, или возможные связи Басаева со спецслужбами остаются интересны очень узкому кругу правозащитников и историков.
Между тем та война — несомненно важнейшая веха в современной истории России. И не только потому, что именно она превратила неизвестного до этого шефа ФСБ Владимира Путина в почти единоличного правителя России. Но и потому, что именно она положила начало неосоветской имперской политике Кремля, которая с тех пор остается одной из основ режима, созданного Путиным. Нынешнее «Можем повторить!» — прямое продолжение второй чеченской. «Старые песни о главном» власти запели именно тогда в прямом и переносном смысле слова и продолжают петь до сих пор вместе со значительной частью россиян.
Винить россиян в том, что после стресса девяностых с их крутыми историческими виражами им захотелось «сильной руки», а потом и возрождения «их» империи, не имеет смысла. Любая революция — а десятилетие между 1989 и 1999 годами было без преувеличения революционным — рано или поздно порождает запрос на «стабильность» и предсказуемость. Распад СССР не был принят и осознан населением России. Так что, возможно, вторая чеченская была, в каком-то смысле, неизбежна.
Плоды «умиротворения«: Чечня под полным контролем Кадырова
Однако ее последствия оказались вовсе не такими, какими они представлялись 20 лет назад. Во-первых, «маленькой победоносной войны» не вышло, несмотря на ранний переход на сторону Москвы Ахмата Кадырова. Последней крупной операцией боевиков было нападение на Нальчик в 2005 году. Во-вторых, для «умиротворения» Чечни пришлось отдать ее под полный контроль клану Кадыровых.
Согласно официальным данным, более 80 процентов бюджета Чеченской Республики формируется за счет прямого финансирования центром. Грозный отстроен лучше большинства региональных столиц России. Свадьбы с десятками «Роллс-Ройсов» из категории удивительных фактов превратились в обыденность. Рамзан Кадыров, будучи номинально главой одного из почти восьми десятков российских регионов, на самом деле выглядит вторым по влиянию политиком страны, которому никто, кроме Путина, не указ. Его оппоненты либо изгнаны, либо мертвы.
Под предлогом обеспечения безопасности во время той войны путинский режим за несколько лет лишил все структуры, обеспечивающие демократию и верховенство права в стране, тех немногих сил и влияния, которые у них были. Не может в сегодняшней России быть независимых парламентских комиссий, которые могли бы проверить расходование бюджетных средств, независимых судей и прокуроров, готовых задавать неудобные вопросы и вести следствие, независимых и по-настоящему избранных глав регионов, которые спросили бы с центра за преференции одним и копейки другим. Есть немногие независимые СМИ, но кому нужны их расследования, если некому во власти их продолжить? Люди в Чечне сегодня настолько же бесправны перед лицом государственной машины, как рязанцы или хабаровчане.
О наследии второй чеченской войны проще молчать
Дети и даже внуки тех, кто 20 лет назад радовался, что «империя нанесла ответный удар» в Чечне, сегодня пожинают плоды того восторга. Хотя многие из них об этом могут не задумываться и не догадываться. Многообразное наследие второй чеченской — это та проблема, решить которую новой российской демократической власти, когда она выйдет на историческую сцену, будет едва ли не труднее всего. Даже прекратить войну с Украиной, по-моему, проще. А пока оно останется тем, о чем и власть, и оппозиция предпочитают молчать. И это молчание — лучшее доказательство того, как долго и мучительно его придется потом преодолевать.
