15 лет назад российское общество проглотило ложь и недомолвки Кремля после теракта в Северной Осетии. И оно еще само не до конца осознало последствия этого, считает Константин Эггерт.
Если вдуматься, то такая трагедия не должна стираться из национальной памяти десятилетиями. Руководство страны обязано каждый год 3 сентября приезжать в осетинский город Беслан и стоять в скорби перед монументом 186 детям, погибшим в адском сентябре 2004 года, и еще 147 взрослым, включая спасателей, которые тоже погибли.
Загадки Дубровки и Беслана
Но нет, не ездят. В пятнадцатую годовщину тех жутких событий Владимир Путин не посетит Беслан. Память об этом событии поддерживают прежде всего сами жители города и активисты, проводящие акции солидарности в других городах России. По сути дела, с памятью жертв теракта в театре на Дубровке в Москве в 2002 году происходит то же самое. Когда речь заходит о государственном равнодушии к смерти граждан, Москва и обычно недолюбливающая ее провинция абсолютно равны.
В смертях безвинных всегда прежде всего виноваты террористы. Однако Дубровка и Беслан — это еще и два самых загадочных теракта в постсоветской истории России. В первом случае до сих пор не ясно, кто отдал приказ пустить в здание театра газ и почему не были готовы средства для спасения заложников от отравления им. Во втором — что вызвало взрыв, за которым последовал штурм школы, насколько профессионально этот штурм велся и не были ли жизни заложников заранее списаны со счетов ради демонстрации политической непреклонности Кремля.
Что бы ни скрывало высшее российское руководство — некомпетентность или циничное безразличие к жизням сограждан — обнародование истины явно не в его, руководства, интересах. Организация матерей Беслана годами терпела обвинениячуть ли не в пособничестве терроризму и упорно добивалась, но так и не добилась правды от властей. И хотя формально дело о теракте остается открытым, мало кто сомневается — при нынешнем политическом режиме ничего узнать не удастся. Кремлевские еще тогда мобилизовали всех, включая их карманный тотем гуманизма в лице врача Леонида Рошаля, чтобы сначала напустить как можно больше тумана, а затем развернуть масштабное уничтожение остатков хилой российской демократии. Отменили прямые выборы губернаторов (под предлогом, что так, дескать, будет безопаснее). Создали никчемную «Общественную палату» — синекуру для второсортных лакеев, фарсовую имитацию «гражданского общества». Сформировали мистический Антитеррористический комитет, который непонятно чем занимается, но, уверен, обладает необходимым аппаратом, лимузинами, мигалками и спецстоловой.
Беслан, Шиес и… Донбасс
Да, есть постоянно ходящие по краю обрыва независимые журналисты. Та же «Новая газета» в свое время накопала массу подозрительных фактов о теракте. Но нет ни независимых судей, ни реально избранных парламентариев, ни влиятельной оппозиции, ни гражданского общества — в общем, никого, кто мог бы принудить Кремль дать ответы на вопросы пятнадцатилетней давности. Тогдашнее общество, парализованное восторгом от путинского «вставания с колен» и внезапно свалившейся на него сытостью, проглотило все. А потом забыло — как всегда забывало любые издевательства власти над собой. Главный вопрос: а нужна ли сегодня еще кому-то, кроме родственников погибших, та самая правда о Беслане?
На самом деле, нужна. Не для того, чтобы обелить террористов, а для того, чтобы впредь не было не только новых бесланов, но и шиесов, кыштымов и даже чернобылей. А также, если уж на то пошло, крымов и донбассов. «Абсолютная власть разлагает абсолютно», — сказал британский политик лорд Актон. Любая страна и любое общество могут стать мишенью террористов. Но только ответственная перед народом власть способна ответить на этот вызов по-настоящему. У нее не всегда может получиться: некомпетентность не является эксклюзивным свойством диктатур. Но шансов, что при демократии все сработает лучше и что людей спасут, намного больше.
Демократии и диктатуры перед лицом терроризма
В 2004 году многие вспомнили драматические кадры 1996 года — премьер-министр Виктор Черномырдин пытается спасти заложников в захваченной террористами больнице в городе Буденновск. «Шамиль Басаев, а, Шамиль Басаев! Я вас плохо слышу!» — кричал в трубку человек номер два в России перед камерами государственного телевидения. Он не боялся казаться слабым. Он пытался спасти заложников — пациентов и медиков.
И это был тот редкий случай, когда не я один задумался — неужели российская власть стала добрее и человечнее? Басаев тогда ушел и спустя восемь лет взял на себя ответственность за бесланское злодейство. Но, может быть, останься Черномырдин непреклонен, Басаев не дожил бы до 2004-го? Возможно. Но, с другой стороны, будь в 2004-м та же, пусть и несовершенная, но все же хоть какая-то прозрачность и ответственность в принятии кремлевских решений, что была в 1996-м, судьба школьников Беслана могла бы сложиться иначе. Как мне кажется, только добрая, солидарная и свободная Россия способна стать по-настоящему сильной. Жестокая, скрытная и несвободная — никогда.
3 сентября — время скорби, молчания и молитвы. Я точно знаю, что станет одним из самых главных признаков будущих перемен в России — приезд президента страны в Беслан в этот день.
