Российская власть не скажет правды об аварии в Баренцевом море, но и общество едва ли станет сильно настаивать на ответе, считает Константин Эггерт.
Была ли угроза повреждения ядерного реактора подводной лодки? Вот, собственно, самый главный вопрос, поставленный трагедией с «научно-исследовательским глубоководным аппаратом» в Баренцевом море. Она привела к гибели 14 военнослужащих — по крайней мере, таково пока полуофициальное число жертв. Аппарат запускается, согласно немногочисленным открытым источникам, с атомной субмарины.
Константин Эггерт
Аварии с жертвами — увы, реальность для любой армии мира. Происходят они по десяткам разных причин. И все же дело чаще всего заключается в так называемом «человеческом факторе». По крайней мере, с техникой такого уровня, как та, которая горела в Баренцевом море. Потому что, по идее, сверхсекретным штучным техническим единицам типа «Лошарика» должно уделяться повышенное внимание.
Ответит ли Шойгу за смерть подводников?
На борту, по заявлению Владимира Путина, находились семь капитанов первого ранга (эквивалент армейского звания «полковник»), в том числе два Героя России. Если верить российским СМИ, большая часть тех, кто был на борту, — сотрудники засекреченного научно-исследовательского института, подчиненного министерству обороны. Миссия «Лошарика», похоже, была сверхважной. Скорее всего, речь шла об испытании чего-то нового. Аппарат, похоже, действительно был в российских водах, а не выполнял задание в нейтральных водах или в иностранной акватории.
Ответ на вопрос, была или нет угроза реактору, общественность может не получить никогда. Потому что нет никаких оснований думать, что результаты расследования, которое будут вести представители ВМФ, обнародуют. Изучать последствия и делать выводы будут те, кто несет непосредственную ответственность за безопасность на флоте, включая командующего военно-морскими силами России адмирала Николая Евменова.
«Самодержец» Путин и его армия
В этом и заключается главная проблема — люди в погонах в России неподотчетны никому, кроме президента. Президент же — по крайней мере, в том, что касается армии, полиции и спецслужб — играет роль, не очень отличающуюся от той, которую играли российские самодержцы. «Интересы государственной безопасности» позволяют засекречивать все что угодно.
В западных демократиях на ковер вызвали бы министра обороны, который в столь серьезном случае, как нынешний, скорее всего, подал бы в отставку. Профильный комитет провел хотя бы слушания — скорее всего, закрытые, — на которых поджарил бы на медленном огне всех, кто имеет отношение к аварии.
Но настоящего парламента, который мог бы потребовать от министра обороны Сергея Шойгу доклада о происшествии, в России не существует. Есть 450 слуг Кремля, которые в ближайшие дни запоют известную еще со времени гибели подлодки «Курск» песню: «Все, кто требует раскрытия фактов, — агенты влияния Америки и враги России!» Российский народ, в представлении политической верхушки, это серая масса, которая никогда не задает лишних вопросов.
Прямо скажем, задающих неудобные вопросы властям будет действительно не много. Большинство опросов общественного мнения показывают, что россияне видят в армии образец верности долгу. Однако в повседневной жизни отношение к военным в России довольно равнодушное. Разве что история с «Курском» вызвала кратковременный всплеск симпатии к семьям погибших подводников. Впрочем, не стоит забывать, что тогда существовал независимый телеканал НТВ, который освещал историю очень подробно. Его журналисты по-настоящему сыграли тогда роль «четвертой власти», за что вскоре и поплатились.
Несмотря на официозный патриотизм, в России трудно ожидать того, что военнослужащих: как в Соединенных Штатах, пригласят первыми на посадку в самолет или устроят им спонтанную овацию в гостинице или ресторане. «Новая газета» или псковский депутат Лев Шлосберг могут сколько угодно писать о судьбах семей погибших псковских десантников, отправленных воевать в Украину. Подавляющее большинство людей остается равнодушным к этим жизненным историям.
В собственном соку
Армия в России превратилась в почти закрытое сообщество. В чем-то еще более закрытое, чем в СССР. Оно живет в условиях почти крепостной зависимости от начальства. Ему трудно, почти невозможно защитить свои права. По мере перехода на службу по контракту оно утрачивает оставшиеся связи с «гражданскими». Оппозиция и критики режима либо видят в военных «цепных псов режима», либо просто не интересуются их жизнью. Типа «сапоги» — они и есть «сапоги», что с них взять? А поскольку в оппозиции господствует точка зрения, что «политические программы никого не интересуют», то и сказать людям в погонах оппозиционерам, в сущности, нечего. Армия варится в собственном соку. Что в нем сварится в случае большого политического кризиса, одному Богу известно.
Любой военнослужащий твердо знает: вынос сора из избы — самый главный проступок в глазах начальства. Так что не ждите правды об аварии «Лошарика». Если только ею не займется какой-нибудь Bellingcat.
