Критики Кремля пока не могут решить, чья поддержка им важнее — «левого» большинства или «правого» меньшинства, пишет Константин Эггерт.
Нужно ли приватизировать госкорпорации? Как прекратить войну с Украиной? И требуется ли будущей демократической России министерство культуры? Участники очередного Форума свободной России, закончившегося на этих выходных в Вильнюсе, попытались ответить на эти вопросы. Что уже хорошо.
Форум, созданный в 2016 году по инициативе Гарри Каспарова,- попытка объединить оппозиционных активистов, в том числе, из российских регионов, и составить «дорожную карту» преобразований, которые должны произойти в России после ухода со сцены нынешнего политического режима. Дискуссии в Вильнюсе, которые все, включая кремлевскую администрацию, могли смотреть в прямом интернет-эфире — часть нескончаемого спора о том, как отвечать на вечный русский вопрос «Что делать?». Первый вариант ответа: сначала взять власть в России, если нужно, даже при содействии нынешней карманной оппозиции, вроде коммунистов, а уже потом в деталях решать, что делать со страной.
Кому нужны выборы в России
Второй вариант: бороться за власть с ясной программой действий на будущее и быть разборчивым в выборе союзников. Форум свободной России, который многие для простоты называют «каспаровским», задуман как площадка для обсуждения опции номер два. Здесь с особо заметным скепсисом относятся к тем активистам оппозиции, которые пошли в «мини-власть» — стали муниципальными депутатами или главами муниципальных образований. В Вильнюсе эту мысль яснее всего выразил один из новых участников — известный музыкант Василий Шумов: «Пора назвать вещи своими именами — никаких выборов в России нет. То, что называют выборами — фикция». По мнению лидера легендарной группы «Центр», участвовать в них — значит помогать Кремлю и соучаствовать во лжи. Аудитория с энтузиазмом аплодировала словам Шумова.
Как человек, не раз наблюдавший в последние годы за разными форумами российской оппозиции, я пришел к выводу, что у нее нескольких главных проблем. И относительную малочисленность оппонентов Кремля я бы к ним, как ни парадоксально, не отнес. А если бы отнес, то далеко не в первую очередь. Меньшинство способно довольно быстро изменить страну (как это уже было в 1917 и 1991 годах, хотя и с разными последствиями). Вызовы, стоящие перед критиками Путина, другого свойства.
Что хуже, чем быть в меньшинстве?
Во-первых, конкуренция, а иногда и взаимная неприязнь лидеров. Во-вторых, недоверие «практиков» и активистов с мест к интеллектуалам (особенно столичным) и тем, кто, по разным причинам, живет за границей. В-третьих, зацикленность на обсуждении сегодняшнего дня в ущерб созданию образа будущего. Наконец, в-четвертых, почти полное отсутствие понимания того, к кому обращать свою агитацию. Третий и четвертый пункты особенно важны и напрямую связаны между собой.
Приведу конкретный пример: решение о повышении пенсионного возраста, принятое Кремлем, вызвало падение рейтингов президента. Оппозиция радуется этому. Когда несколько недель назад я спросил Илью Яшина, считает ли он, что в случае прихода к власти оппозиция должна отменить путинское решение, он ответил утвердительно.
Мне кажется, это рискованный путь. Да, Путин обещал, что при нем повышения пенсионного возраста не будет. Да, обманул ожидания миллионов. Но, учитывая необратимое старение России, он не мог не пойти на этот шаг. Может быть, он это сделал раньше, чем мог бы — потому что нужны деньги на войны, содержание силовиков и госкорпораций. Но сам по себе указ о повышении пенсионного возраста просто-напросто отражает российские реалии. И, что самое интересное, правительство «прекрасной России будущего» должно будет сделать ровно то же самое.
Часть оппозиции, вольно или невольно, следует за путинской повесткой дня и, по сути, борется за внимание путинского большинства. Большинство это, как принято считать, в основном, левое по взглядам. Недавнее исследование Института социологии Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС), вызвавшее массу комментариев, вроде бы это подтверждает — 41 процент граждан хотят видеть в стране новую левую партию, которая обеспечила бы «социальную справедливость».
Получается, что вроде бы путинское большинство больше не хочет быть путинским и именно его пытаются перетянуть на свою сторону «практики» оппозиции. Это очень рискованная стратегия. Во-первых, этим людям придется давать невыполнимые обещания, а, во-вторых, у Путина, пока именно он сидит в Кремле и пока цена нефти не упала до десяти долларов за баррель, намного больше ресурсов, чтобы вернуть себе доверие «своих» людей, чем у оппозиции для их переманивания на свою сторону.
«Правая« Россия — надежда оппозиции?
В том же докладе РАНХиГС есть данные, которые значительная часть оппозиционеров почему-то не заметила: целых 34 процента граждан мечтают о правой партии, которая поддерживала бы мелкий и средний бизнес, выступала бы за свободу слова и права человека. Именно эти люди сегодня, после разгрома или дискредитации демократических партий, фактически лишены какого-либо политического представительства. Именно они не ждут, когда государство им что-то даст. Часто они готовы обходиться вообще без него — «Лишь бы не мешали!».
В Вильнюсе именно такую, по сути либертарианскую, позицию отстаивал предприниматель Евгений Чичваркин. Именно эти люди готовы брать на себя ответственность — если увидят, что им доверяют. И именно они смогут подставить плечо новым властям, когда им придется, скажем, решать неизбежную и тяжелую задачу реструктуризации и приватизации госкорпораций. И именно они лучше готовы услышать другую, отличную от кремлевской, точку зрения на войну с Украиной — прежде всего признать, что это именно война.
Но эта аудитория потребует от оппозиции ответственности и ясных планов на будущее. Рассказывать, как все вокруг плохо, и обещать «отменить непопулярные меры Путина» тут явно недостаточно. Наконец, противники нынешнего режима должны продемонстрировать, что они умеют создать свою, полностью отличную от кремлевской повестку дня, хотят и готовы взять власть, мечтают и знают, как эту повестку дня претворить в реальность. И, в том числе, решить, нужно или не нужно России министерство культуры?
