Виталий Портников - о правде жизни и фильме "Донбасс"
Фильм Сергея Лозницы «Донбасс» начинается с невыдуманной сцены – в одном из провинциальных украинских городков женщина, недовольная поведением местного градоначальника, выливает ему на голову ведро с помоями прямо во время сессии горсовета. Крики, взаимные обвинения, балаган – в общем, все то, что заставляет многих украинских граждан, привыкших к звериной серьезности советского государства, считать свою собственную государственность чуть ли не опереточной.
Но оперетта заканчивается, не начавшись – потому что начинается Донбасс, оккупированная территория. Начинается настоящая жизнь, как она есть. Жизнь, в которой не нужно ничего никому доказывать. Если ты сильнее – ты прав. Если у тебя автомат – у тебя собственность, не очень важно, своя или чужая. Если тебе заплатят – солги. Если тебе захочется убить – убей. И все не просто так, все ради правого дела. И ради денег. И чтобы выжить самому. И не дать выжить другому. Жизнь, в которой позволено все, разумеется, если ты можешь утвердить свое право короткой автоматной очередью, заменяющей доказательства. Жизнь, в которой презирают слабых и бедных. Жизнь, в которой покупают слабых и бедных, как вещи. Жизнь, в которой убивают слабых и бедных, если ради правого дела или ради денег, или чтобы выжить и не дать выжить другому. Жизнь, в которой заповеди существуют только ради того, чтобы их нарушать. Невыносимая легкость простого бытия, очищенного от условностей нравственности, чести, права и взаимного уважения. Бытия людей, ставших заложниками взбесившейся дикой стаи, и самой этой страшной стаи. Превращения самих людей в зверей, в эту самую стаю, с наслаждением месящую кровь на чужом изуродованном лице…
Лозница, как это вообще у него принято, никого не обвиняет, никого не называет по именам, ни на кого не показывает пальцем, ни к чему не призывает. Он просто ходит по аду с камерой, и камера делает свое дело, чутко и бесстрастно. А начало фильма напоминает: то, что могло быть опереттой, стало трагедией. То, что могло быть спектаклем, стало жизнью. За каждым кадром, за каждой судьбой прячется горе, разложение, безысходность и смерть. Фильм, который начинается фарсом, завершается смертью. Потому что иначе и не может завершиться. Потому что Донбасс – это и есть смерть.
Мои коллеги покидали киевскую премьеру фильма Лозницы с противоречивыми эмоциями. Не покажется ли тем, кто увидит фильм, что в Украине и в самом деле гражданский конфликт? Да и может ли Украина быть такой, даже там? Но я отвечал, что Лозница снимал кино не о гражданском конфликте, не об оккупации, даже не об Украине и не о Донбассе он его снимал.
Он снимал свой фильм о жизни. О жизни, которая оказалась жизнью в оккупации. Эта оккупация не проявляет себя прямо и не прячется. Она просто есть. Она есть прежде всего в атмосфере бесправия и насилия, которой пропитан фильм. Потому что гражданский конфликт – это, конечно, тоже насилие. Насилие победителей над побежденными. А оккупация – это насилие сильных над слабыми, даже и над «своими» слабыми. И насилие «своих» слабых над чужими побежденными, как это происходит в сцене линчевания украинского добровольца, выведенного боевиками на улицу – потому что обращенным в рабство доступна только такая форма насилия. И это насилие рабов – тоже Донбасс.
Вот почему фильм Лозницы может быть воспринят пафосно, как апокалиптическая симфония, и может быть воспринят просто, как документ, как судебные показания. Показания свидетелей бесконечной трагедии бесправия, которая разворачивается на наших глазах, но похожа на трагедии прошлого, о которых мы только читали или смотрели исторические фильмы. Потому что только в прошлом, пусть даже в недавнем прошлом с его портретами Сталина или Гитлера на стенах, мы видели такой безудержный триумф подлой воли, такое презрение к обычному человеку, такую невыносимую легкость скотского бытия.
И вот дожили до таких же картин в нашей собственной жизни. До такой же картины. До «Донбасса».
