К 30-летию Демократического союза

30 мая 2018 года в петербургском Музее политической истории России прошла конференция, посвященная 30-летию Демократического союза, который первым еще в начале горбачевской перестройки публично объявил себя оппозиционной политической партией. Напоминаю, что тогда сама мысль о допустимости многопартийности и легальной оппозиции воспринималась в СССР как дикая. Будучи одним из «живых экспонатов» на этой конференции, я удостоился чести выступить с заключительным докладом. Привожу его текст, максимально приближенный к моему выступлению:

В своем выступлении я хочу перебросить мостик от Демсоюза 1988 года к дням сегодняшним. И попытаюсь ответить на вопрос: нужна ли сегодня организация, подобная Демсоюзу 1988 года, и если да, то что она должна делать?

ДС первым в перестроечном публичном пространстве открыто выступил за полное изменение главных, основополагающих принципов существовавшего в СССР общественного строя. В первую очередь это монополия правящей партноменклатуры на политику и идеологию. ДС первым из возникших в перестройку «неформальных объединений» сформулировал целостный «образ будущего» для России, к которому надо стремиться: общество, в котором власть формируется в результате свободной конкуренции различных общественных групп с разными интересами, идеалами и программами. В котором власть ограничена правом, а права и свободы человека главнее интересов государства.

Свой образ будущего объединившиеся в ДС политактивисты вполне осознанно связывали с системой либеральной, плюралистической парламентской демократии, сложившейся в странах так называемой евроатлантической цивилизации. Вполне естественно, что в многолетнем противостоянии СССР и «коллективного Запада» дээсовцы были на стороне Запада. Виновником этого противостояния они считали СССР, стремящийся навязать свою тоталитарную общественную модель всему остальному миру. ДС выступал за отказ нашей страны от глобальных мессианских амбиций, прекращение борьбы против «мирового капитализма» и предоставление свободы выбора своего пути развития народам, насильственно включенным и удерживаемым в зоне контроля советского режима. Будь то народы, прямо включенные в состав СССР, будь то народы, находившиеся на положении его «сателлитов», а фактически – вассальных государств, как страны Восточной Европы, объединенные в «Организацию Варшавского договора». ДС выдвигал лозунг «Империя, отпусти народы!»

ДС выступил с этой программой, когда она воспринималась общественным сознанием как нечто совершенно шокирующее, разрывающее шаблон. Когда самые дерзкие «прорабы перестройки» из официальных журналов и газет помышляли лишь о косметическом ремонте сталинской по сути системы. Тактика ДС фактически заключалась в том, чтобы вызвать ярость правящей номенклатуры и заставить эту ярость публично проявить (в формах, начиная от клеймящих нас статей в официозных изданиях и заканчивая разгонами наших митингов, арестами, обысками). «Вызывая огонь на себя», ДС заставлял публично говорить о табуированных прежде вопросах, добивался их включения в повестку дня. А уже потом эту повестку подхватывали другие, она превращалась в мейнстрим. Нас называли провокаторами не только пропагандисты КПСС, но и «умеренные перестройщики». Да, наша тактика была провокативна.

И мы можем сказать, что эта тактика принесла успех. Мы увидели своими глазами реализацию своих самых смелых и казавшихся фантастическими требований. В стране утвердились явочным порядком, а потом были закреплены законодательно свобода слова, печати, собраний, многопартийность, политическая и идеологическая конкуренция. Отказавшись от советской политической и экономической модели, из советской зоны контроля ушли страны Восточной Европы. А потом и союзные республики стали независимыми государствами. Прекратилась Холодная война. Началась интеграция новой России в евроатлантическое сообщество.

Мы имели все основания считать себя победителями.

Но позже на наших же глазах произошло другое. Мы увидели быстрое вырождение молодых, неокрепших институтов парламентской демократии в систему «управляемой», «манипулятивной демократии». Разрушение механизмов контроля общества над властью. Превращение судебной системы в послушный придаток силовых ведомств. Уничтожение независимых СМИ. Фактически ликвидацию свободы собраний. Новые идеологические запреты и новые репрессивные законы. Новых политзаключенных. Грязную колониальную войну в Чечне. Возобновление противостояния с Западом под разговоры об «особом русском пути», несовместимом с «ложными западными представлениями о правах человека». Культивирование религиозного мракобесия. Крышевание тиранов и палачей на международной арене. Агрессию против Украины. Подлую, разбойничью аннексию Крыма. Откровенный ядерный шантаж всего мира, который, кстати, никогда не позволяли себе «кремлевские старцы» советской эпохи. Балансирование на грани большой войны.

Сейчас часто приходится слышать, что нынешний режим возвращает все советское. Но это очень поверхностный взгляд на вещи. Советский режим хотя бы на уровне риторики предлагал некий глобальный проект принципиально нового, еще невиданного будущего. Я не буду здесь углубляться в вопрос о том, насколько слова советских идеологов расходились с делами советского режима и насколько в итоге «советский проект» оказался несостоятельным. Я хочу лишь отметить, что свой «образ будущего» советский режим черпал в тех же идеях европейского Ренессанса и эпохи Просвещения, в идеях гуманизма, разума и прогресса, что и современное западное общество. Советский режим претендовал на то, что в реализации этих принципов он пойдет дальше «капиталистического Запада».

У нынешнего режима нет вдохновляющего «образа будущего». Его идеалы исключительно в прошлом. Отсюда проповедь «возврата к традиционным ценностям». А популярнейшими авторами нынешнего официоза становятся ультрареакционные «охранители» XIX века, творчески развивавшие знаменитую уваровскую триаду: православие – самодержавие – народность.

Как-то Гитлера попросили одной фразой выразить суть национал-социализма. Он ответил: отрицание всего наследия 1789 года. То есть – «Декларации прав человека и гражданина» Французской революции. То же самое можно сказать про нынешний российский режим. Он отрицает все наследие 1789 года. И во внутренней политике и во внешней.

На внешней политике я хочу остановиться подробнее.

Давно отмечена прямая связь между постоянно воспроизводящимся в России в различных упаковках и под различными вывесками режимом несвободы и имперским характером российского государства. Удержание контроля над насильственно объединенными и предельно разнородными частями огромной территории всегда требовал гипертрофированного аппарата подавления – пресловутой вертикали власти. На эту вертикаль требовались огромные ресурсы, которые выкачивались из периферии и концентрировались в руках имперского центра. Удержание контроля над периферией становилось средством поддержания аппарата подавления. Так имперская матрица воспроизводила себя. При этом быстро меняющийся окружающий мир воспринимался как угроза стабильности вертикали власти. Что рождало стремление устранить эту угрозу расширением контроля вовне.

Сегодня Кремль по всем линиям ведет борьбу с построенным на «наследии 1789 года» глобальным западным проектом мироустройства. Этот проект часто связывают с именами американских президентов Вудро Вильсона и Франклина Рузвельта. И концентрированно выражен он во «Всеобщей декларации прав человека» ООН. Предельно кратко его суть можно сформулировать так: мир – единое сообщество свободных и равных народов, живущее по общим для всех правилам и коллективно эти правила поддерживающее. Ни в одной стране власть не может делать все, что ей вздумается. Ее произвол ограничен правами человека во внутренней политике, международным правом – во внешней.

Кремль стремится вернуть мир в «эпоху империй», когда небольшая группа крупнейших государств-хищников (так называемых «великих держав») делила между собой весь остальной мир на зоны своего исключительного доминирования, в которых они имели неограниченную власть распоряжаться судьбами попавших в эти зоны стран и народов. Совсем как криминальные группировки делят между собой территории, с которых кормятся. Кремль с маниакальным упорством стремится вернуть себе советскую сферу имперского контроля и добивается от коллективного Запада признания своего права на это.

Одновременно Кремль противодействует, где только может, продвижению западной модели парламентской демократии в регионах, где она еще не утвердилась. И защищает «суверенное» право диктаторских режимов на любые репрессии и подавление гражданских свобод. Защита прав человека для Кремля – это вмешательство во внутренние дела суверенных государств. Особо впечатляет на этом фоне прозвучавшее из Кремля предложение «западным партнерам» (как их с гримасой отвращения называет министр Лавров) договориться о запрете любых революций во всех странах. Кремль хочет жить в мире Священного союза 1815 года.

Архаика не может победить модернизацию. Война Кремля против прогресса обречена на поражение. Рано или поздно власть сменится, и страна вынуждена будет искать пути нормализации отношений с окружающим миром, сейчас безнадежно испорченных. Вопрос в том, как не допустить воспроизводства имперской матрицы на следующем витке. Сегодня общественное сознание находится в состоянии тяжелейшего отравления, культивируемым Кремлем, имперским реваншизмом. Антизападную направленность политики Кремля в мейнстримном медиапространстве не решается ставить под сомнение практически никто. Даже такой осторожный критик агрессивной кремлевской политики, как Григорий Явлинский, сегодня вытеснен в маргинальное гетто. Можно сказать, что по этому вопросу Кремлю удалось добиться широкого общественного консенсуса. Поэтому уже сегодня стране жизненно необходима оппозиция, которая этот зловещий консенсус будет разрушать. Причем, не осторожной, полузавуалированной критикой, а так, как разрушал «советский консенсус» ДС в 1988 году.

Необходима оппозиция, которая вопреки массовому шовинистическому беснованию скажет, что в противостоянии Кремля Западу она на стороне Запада. Что в этом противостоянии она за поражение Кремля. Что она за отказ России от антизападничества в принципе. Что она за присоединение России к Западу.

Ну и конечно, эта оппозиция должна сформулировать программу, которая исключит возрождение в России имперского реваншизма, сохранения имперского характера российского государства, той самой имперской матрицы после краха нынешнего режима. Эта программа должна включать в себя как минимум следующие три пункта:

1) переучреждение государства «снизу» на добровольных конфедеративных началах;

2) парламентская, а не президентская форма правления снизу доверху;

3) односторонний отказ от ядерного оружия.

С первыми двумя пунктами все более или менее понятно. Они призваны ликвидировать ту самую «вертикаль власти», на которую веками была насажена Россия. О третьем пункте хочу сказать особо.

Ядерный арсенал, унаследованный Россией от СССР, создавался исключительно как инструмент противостояния Западу. Ни для чего другого он не предназначен и сейчас. Но есть и отличия в понимании его предназначения тогдашним Кремлем и Кремлем нынешним. В советскую эпоху ядерный арсенал рассматривался как оружие «удара возмездия» в случае массированной ядерной атаки со стороны предполагаемого противника. Обе стороны располагали возможностью нанесения такого «удара возмездия». Обе располагали потенциалом, способным полностью уничтожить противника. Фактор гарантированного взаимного уничтожения и был фактором сдерживания. Ядерное оружие как бы существовало для того, чтобы никогда не быть использованным.

Сегодня Кремль фактически взял на вооружение доктрину «ограниченной ядерной войны». Ту самую, которую советская пропаганда всегда клеймила как наиболее опасную и аморальную. Эта доктрина предполагает возможность использования ядерного оружия в локальном конфликте, причем неядерном. То есть первыми. На этом и построена кремлевская политика ядерного шантажа. Столкнувшись с отпором своим агрессивным, экспансионистским акциям на международной арене, Кремль начинает размахивать «ядерной заточкой». Он всячески дает понять: будете нам сильно мешать – можем и применить.

Если в советскую эпоху стороны исходили из того, что в ядерной войне не будет победителя, сегодня Кремль уверовал в свою победу в возможной ядерной войне. Обладая несравнимо меньшими экономическими, технологическими и военными возможностями, Кремль рассчитывает на психологическую неприемлемость для западного общества массовых человеческих жертв. Рассчитывает на то, что при первом же «ограниченном» применении ядерного оружия Запад капитулирует.

Если мы признаем, что никакой угрозы захвата, порабощения, ограбления от Запада не исходит, а распространению западных стандартов политической жизни и прав человека надо не препятствовать, а способствовать, если мы признаем также, что нет таких политических целей, которые могли бы оправдать применение ядерного оружия в локальном конфликте, то это оружие России становится совершенно не нужно. Но может сохранение ядерного арсенала у новой, свободной России, проводящей миролюбивую политику, никому не будет мешать? Ну, лежит это в сундуке – и пускай лежит? Однако я позволю себе утверждать, что даже тогда сохранение российского ядерного арсенала будет крайне вредно и опасно. Можно на рациональном уровне убедить людей в том, что имперский реваншизм – это плохо. Но пока в подсознании будет жить сладостное ощущение того, что если будет «не по-нашему», мы можем спалить полмира, имперский реваншизм может вернуться. Чтобы вырвать корни имперского сознания, надо отказаться от самой такой возможности.