Мир неидеален, потому что неидеален человек
События в далёкой Каталонии вызвали живой отклик со стороны россиян и русской диаспоры за рубежом. Оценки происходящего — самые полярные. Любопытно, что расхождения в оценках не совпадают с линией традиционного противостояния между правыми и левыми: как на стороне сторонников каталонской независимости, так и на стороне её противников образовались достаточно неожиданные, если не сказать противоречивые, коалиции. Насколько же обоснованны позиции каждой из сторон?
Сторонники каталонской независимости (равно как независимости других народов, желающих обрести государственность) ссылаются, как правило, на право народов на самоопределение, в то время как её противники — на принцип территориальной целостности государств. На первый взгляд может показаться, что между двумя этими постулатами международного права существует определённое противоречие, однако при ближайшем рассмотрении легко разобраться, что это не так.
Если мы ознакомимся непосредственно с актами международного права (Международным пактом о гражданских и политических правах и Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах), в которых закреплено право народов на самоопределение, то увидим, что текст соответствующих правовых норм носит достаточно общий характер, и никаких упоминаний о том, что право на самоопределение включает в себя право на создание независимого государства, не содержит. Если авторы вышеупомянутых международно-правовых актов, включая в них нормы о праве народов на самоопределение, действительно подразумевали право на создание независимого государства, почему они не сформулировали это «право на государственность» более определённо и недвусмысленно? Ответ очевиден: потому что никакого права на государственность эти акты никогда не предполагали.
В чём же тогда состоит право на самоопределение? Представляется, что толковать неоднозначные термины и положения нормативно-правовых актов (в том числе — международных) следует максимально близко к тексту, буквально, вместо того чтобы подменять букву закона представлениями и приоритетами толкователя. Соответственно, право на самоопределение тоже необходимо понимать буквально, как право определять себя в качестве народа. Из истории нам известно множество случаев, когда отрицалось само существование целых народов (из наиболее близких нам во времени и пространстве прецедентов — учение о том, что не существует украинского и белорусского народа, а есть лишь «малороссийская и белорусская ветви» одного русского народа), что представлялось в качестве идеологической базы для ассимиляции таких, якобы несуществующих народов. Именно ответом на подобные ситуации и стало включение в акты международного права положений о праве народов на самоопределение, из которого вытекают право быть признанным в качестве народа, право не подвергаться ассимиляции, право говорить и писать на своём языке, поддерживать и развивать свою культуру и т.п.
Многие сторонники расширенного толкования (то есть предполагающего наличие «права на создание собственного государства», в отличие от предложенного выше буквального толкования) права на самоопределение пытаются даже сформулировать некие «объективные» (язык, религия, исторические факторы и т.п.) критерии, позволяющие отделять «настоящие», а потому обладающие правом на собственную государственность, народы от «ненастоящих», подобным правом не обладающих. В зависимости от идеологических предпочтений конкретного толкователя, состав этих двух групп может радикально различаться. Так, допустим, либерал может доказывать, что народы Косово и Чечни имеют право на создание собственных государств, а народы Донбасса и Приднестровья — нет, в то время как в глазах патриота-имперца ситуация выглядит прямо противоположным образом. Примеры подобных позиций мы можем наблюдать вокруг в избытке.
Не так уж важно, какие именно аргументы приводятся в поддержку того или иного варианта подобной классификации. Критически важно, однако, понимать, что любые попытки сформулировать подобные «объективные» критерии на самом деле идут вразрез с правом народов на самоопределение. Это право, если опираться на буквальное его толкование, по природе своей субъективно — критерием существования народа является его осознание себя народом. Иными словами, если какая-то группа людей считает себя народом, никто не вправе отказать ей называться народом. Другое дело, что право быть признанным в качестве народа не порождает автоматически права на создание собственного независимого государства.
Совмещая буквальное прочтение права на самоопределение с принципом территориальной целостности государств (между которыми, таким образом, нет никакого противоречия, что является ещё одним подтверждением того, что правильным толкованием права на самоопределение является именно буквальное, а не расширенное), мы неизбежно придём к выводу, что образование нового государства путём отделения части территории уже существующего государства допустимо лишь с согласия этого, уже существующего государства. То есть Донбасс не вправе провозглашать независимость без согласия Украины подобно тому, как Чечня не вправе провозглашать независимость без согласия России, Абхазия — без согласия Грузии, Косово — без согласия Сербии, а Каталония — без согласия Испании.
Подобное согласие может быть дано как для конкретного случая, как это было с референдумом о независимости Шотландии 2014 года, санкционированным специальным актом парламента Соединённого Королевства, а может быть дано заранее и носить общий характер для целого ряда возможных случаев, как, скажем, конституционные нормы, действовавшие в СССР и СФРЮ и предусматривавшие право союзных республик на выход из федерации. Разумеется, в момент написания соответствующих конституционных актов данные нормы рассматривались как исключительно декларативные, никто тогда не мог и предположить, что они могут быть задействованы на практике. Тем не менее, когда историческая ситуация изменилась, данные правовые нормы обеспечили роспуск (относительно мирный в случае СССР и гораздо более кровавый в случае бывшей Югославии) вчера ещё казавшихся нерушимыми монолитами государств.
Здесь, между прочим, важно отметить, что СССР и СФРЮ де-юре были своего рода «многоуровневыми» или «матрёшечными» федерациями (де-факто они, конечно, федерациями не были вовсе, как не является ей и современная Россия), и право на выход признавалось лишь за субъектами федерации первого уровня, то есть союзными республиками. Что касается субъектов федерации второго и последующих уровней (в СФРЮ — автономные края Косово и Воеводина; в СССР — автономные республики, например, Татарская АССР, Чечено-Ингушская АССР, Абхазская АССР и т.д., а также автономные области и автономные округа), то они сами входили в состав союзных республик и правом на выход из состава федерации и (или) из состава соответствующей союзной республики не обладали. Соответственно, претензии на независимость со стороны бывших субъектов федерации «второго уровня», включая Косово, Чечню и Абхазию, не являются обоснованными с точки зрения международного права.
Я отдаю себе отчёт в том, что подобный подход к праву народов на самоопределение может многим показаться несправедливым: существующие сегодня в мире государственные границы в значительной степени являются произвольными и неидеальными, а необходимость получать согласие существующего государства на изменение его границ, в том числе на создание на какой-то части его территории нового независимого государства, во многих случаях делает улучшение существующих границ невозможным. Однако прежде чем думать об улучшении существующей ситуации, необходимо позаботиться о том, чтобы её не ухудшить. Возможно, отказ не имеющим собственной государственности народам в праве на провозглашение независимого государства в одностороннем порядке несправедлив, но признание за ними такого права откроет настоящий ящик Пандоры.
Пересмотр существующей системы международного права с целью закрепления в нём права на создание государства в одностороннем порядке теоретически возможен одним из двух путей. Либо он потребует разработки системы «объективных» критериев для определения того, какие народы «достойны» обрести государственность, но такая система, как уже говорилось выше, по определению будет несовместима с лежащим в основе права народов на самоопределение принципом субъективизма, а значит, какой бы она ни была, она всё равно получится несправедливой. Либо же надо быть абсолютно последовательными и признать право на провозглашение собственного государства в одностороннем порядке в принципе за любой группой людей, которая этого пожелает, что чревато абсолютным хаосом. Последствия второго варианта весьма красочно описаны Александром Кабаковым в его провидческих повестях «Невозвращенец» и «Приговорённый».
На практике речь идёт о замене несовершенной и несправедливой, но более-менее работающей системы на другую несправедливую и, скорее всего, неработающую либо же на абстрактно-справедливую, но ведущую к хаосу. Добавьте к этому, что сам процесс перехода почти наверняка будет сопровождаться колоссальной вспышкой насилия. И это мы ещё даже не затронули пока проблему проведения границ между вновь образованными государствами. Важно понимать, что мир неидеален, потому что неидеален человек. Самые кровавые бесчинства творились под лозунгами создания идеального мира и идеального человека. Это не означает, что вовсе не следует стремиться улучшить мир, это означает, что задача «не сделать хуже» должна предшествовать задаче «сделать лучше».
Руководствуясь благими намерениями, демократические государства Запада решили сделать одно исключение из общего правила и признали «независимость» Косово. В результате был легализован весьма сомнительный режим, многие лидеры которого имеют откровенно криминальное прошлое, сепаратисты всего мира получили отчётливый сигнал, что при достаточном упорстве их цель может быть достижима, а значит ни в коем случае не следует отказываться от борьбы, в том числе насильственной, а российский диктатор приобрёл возможность ссылаться на «косовский прецедент» для обоснования своих геополитических авантюр. При каждом дальнейшем шаге в направлении ослабления принципа территориальной целостности государств негативные последствия будут множиться в геометрической прогрессии.
Возможно, въедливый читатель упрекнёт автора этих строк в том, что изложенная выше позиция плохо согласуется с той симпатией, которую автор откровенно демонстрирует в отношении США — государства, появившегося на свет в результате акта сепаратизма. Однако подобный упрёк будет несправедлив, потому что, сколь бы парадоксальным это ни показалось на первый взгляд, провозглашение независимости США не имеет ничего общего с сепаратизмом.
Североамериканские колонии юридически никогда не входили в состав Великобритании и не были частью её территории. Они были территориальными образованиями с особым статусом, находившимися под властью и под управлением Британской Короны. По этой причине они не избирали своих представителей в британский парламент, зато избирали собственные колониальные законодательные ассамблеи с достаточно широкими полномочиями. Именно попытка британского парламента присвоить себе часть полномочий, до тех пор принадлежавших колониальным ассамблеям, вызвала недовольство колонистов, приведшее, в конечном итоге, к провозглашению независимости. Речь шла, в первую очередь, о праве устанавливать и собирать налоги. По мнению колонистов, таким правом могли обладать лишь органы, в состав которых входили избранные представители жителей колоний, то есть колониальные ассамблеи. Отсюда главный лозунг Войны за независимость — «нет налогам без представительства». Важно отметить, что до того момента, как британский парламент попытался узурпировать фискальные полномочия колониальных ассамблей, колонии никаких налогов в британскую казну не платили, что является ещё одним подтверждением того, что колонии не были частью Великобритании.
Соответственно, провозглашая независимость, колонии не отделились от Великобритании (нельзя отделиться от того, частью чего изначально не являешься), а сменили форму правления, отвергнув «внешнее управление» со стороны Британской Короны и сформировав вместо него собственное республиканское правительство. Именно по этой причине Отцы-основатели США при написании текста Декларации независимости апеллировали не к мифическому «праву на создание независимого государства», а к праву на восстание против тирании: «Мы считаем за очевидные истины, что все люди сотворены равными, что им даны их Творцом некоторые неотъемлемые права, в числе которых находятся — жизнь, свобода и право на счастье, что для обеспечения этих прав людьми учреждены правительства, пользующиеся своей властью с согласия управляемых, — что если какое-либо правительство препятствует достижению этих целей, то народ имеет право изменить или уничтожить его и учредить новое правительство на таких основаниях и началах, организуя его власть в таких формах, которые лучше всего должны обеспечить его безопасность и счастье. Благоразумие указывает, чтобы давно уже учрежденные правительства не были сменяемы на основании маловеских и преходящих причин; и, согласно с этим, опыт показывает, что люди скорее склонны терпеть зло, пока оно выносимо, чем восстанавливать свои права путем уничтожения тех форм, к которым они привыкли. Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно преследующих ту же цель, обнаруживает стремление подчинить их полному деспотизму, то это их право, то это их долг — свергнуть такое правительство и установить новые гарантии ограждения их будущей безопасности» .
Как видим, сам текст Декларации независимости указывает на то, что её принятие было актом смены правительства, а не актом сецессии (отделения части территории государства). Более того, мы видим, что Отцы-основатели США прекрасно осознавали несовершенство человека и создаваемых им институтов, о котором было сказано выше, и обусловленный этим несовершенством приоритет задачи «не сделать хуже» по отношению к задаче «сделать лучше». Именно поэтому право на восстание они рассматривали в качестве крайнего средства, допустимого лишь в исключительных ситуациях, а не рутинного инструмента повседневной политики.
Важно также отметить, что после создания Союза за отдельными штатами также не признавалось право на сецессию, а попытка южных штатов осуществить сецессию на практике, как известно, привела к Гражданской войне. Уже после Гражданской войны, в 1869 году, Верховный Суд США своим решением по делу Texas v. White окончательно расставил все точки над i, подтвердив необратимость вхождения штатов в состав Союза и отсутствие у них права на сецессию.
Таким образом, «американский прецедент» никоим образом не может быть использован для обоснования каких-либо сепаратистских устремлений.
Наконец, последнее по порядку, но не по значимости. Сторонники каталонской независимости ссылаются на волю народа, выраженную на референдуме. Однако не стоит забывать о том, что в референдуме приняло участие менее половины обладающих избирательным правом жителей Каталонии. Почему большинство избирателей отказалось прийти на избирательные участки? Возможно потому, что они, подобно испанскому Конституционному Суду, считают этот референдум незаконным. Прошедшие в минувшие выходные в Барселоне акции в поддержку единства Испании свидетельствуют о том, что у этих людей тоже есть своё мнение, и это мнение может не совпадать с позицией каталонских политиков, спекулирующих на теме независимости.
