Александр Скобов: К годовщине окончания Второй Мировой войны
Просматривая материалы, посвященные очередной годовщине окончания Второй Мировой войны, я случайно натолкнулся на сообщение 2015 года о предложении Российского союза ветеранов Афганистана создать международный трибунал для суда над США за атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки. Предложение явно было сделано «в пику» крайне раздражавшим Кремль требованиям учредить международный трибунал по сбитому над Донбассом Боингу. Правда, дальше обещаний главы объединения участников советской интервенции и заместителя главы думской фракции Партии Жуликов и Воров Франца Клинцевича обратиться с данной просьбой в МИД дело тогда не пошло.
Хочу сразу внести ясность. Я считаю атомную бомбардировку японских городов чудовищным, отвратительным преступлением. Как убийство советскими палачами поляков в Катыни, как убийство нацистскими палачами и их пособниками евреев в Бабьем Яру. Хотя и знаю все аргументы, которые приводят в оправдание тогдашнего решения руководства США. И про необходимость напугать лидеров Японии, чтобы заставить их капитулировать (иначе еще годы войны и многие сотни тысяч солдатских жизней). И про необходимость напугать советских лидеров, чтобы заставить их отказаться от планов дальнейшей экспансии (а для этого надо было продемонстрировать им, что Америка не только имеет «сверхоружие», но и готова его применять, что называется, по живым людям).
Ради решения этих важных стратегических проблем осознанно принесли в жертву несколько сот тысяч мирных жителей. Отдаленные последствия радиации тогда могли и не знать, но вот непосредственные последствия самого взрыва просчитывались достаточно точно. Между тем никакая суровая военно-политическая необходимость не вынуждала выбирать именно эту цель. И если избежать жертв среди гражданского населения при ядерной атаке было невозможно в принципе, вполне можно было найти такую цель, при поражении которой этих жертв было бы раз в 100 меньше. И японский микадо, и советский тиран все поняли бы и в этом случае. Но американцы не стали утруждать себя поисками такой цели. Они всегда и во всем стремились утруждать себя по минимуму. И воевать любили с комфортом.
В истории трудно найти пример воюющей армии, которая добровольно согласилась бы понести дополнительные потери ради сокращения количества жертв среди гражданского населения противника. Но вообще-то в этом и состоит работа солдата: умирать ради того, чтобы не гибло мирное население. В том числе и мирное население противника. Когда мирное население приносится в жертву действительной или мнимой военной необходимости, это и есть военное преступление. Именно за это победители судили политических лидеров и военачальников Германии и Японии.
Для народа, позволившего шайке авантюристов и преступников запудрить себе мозги, встать у власти и развязать захватническую войну, его легкомыслие оборачивается неисчислимыми бедствиями, страданиями, жертвами. Оборачивается тем, что его противниками часто движет не столько военная целесообразность, сколько жажда мести за свои бедствия, страдания и жертвы. Народы платят за свои ошибки национальными катастрофами. История не знает дифференцированной индивидуальной ответственности. Только коллективную. Но коллективные наказания осуществляют не безликие силы истории, а конкретные люди. И тот, кто позволяет жажде мести овладеть собой, кто берет осуществление коллективного наказания на себя, сам становится преступником. Потому что недифференцированное коллективное наказание есть преступление против человеческой справедливости.
Бомбардировки Гамбурга, Дрездена, Токио, от каждой из которых погибли десятки тысяч мирных жителей – это тоже военные преступления. Послевоенные этнические чистки в Европе, депортация немцев из Восточной Пруссии властями СССР, из Судет властями освобожденной Чехословакии – это тоже преступления против человечности. Участники антигитлеровской коалиции тоже совершали преступления. Такие же, за которые они судили главарей нацистской Германии и милитаристской Японии. И если бы Нюрнбергский и Токийский трибуналы основывались на праве, они бы судили победителей тоже. Но они не основывались на праве. Они лишь выражали политическую волю победителей.
Все это не повод становиться на сторону Гитлера. Это лишь повод назвать преступление преступлением, а несправедливость несправедливостью. Не только потому, что мне доставляет особое удовольствие еще раз нарушить инквизиторский «закон Яровой», запрещающий обвинять участников антигитлеровской коалиции в преступлениях и ставить под сомнение непогрешимость Нюрнбергского трибунала. Просто если этого не сделать, мы перестаем отличаться от тех, кто воевал против антигитлеровской коалиции. Кто воевал против цивилизации за возврат к варварству с его готтентотской моралью. Если у меня украли – это плохо, если я украл – это хорошо. Совесть – химера. Мы всегда правы. Нам все позволено. И если мы не можем позволить себе признать ошибки и преступления страны, являющейся сегодня главной опорой противостояния цивилизации новому Гитлеру, это и значит, что мы принимаем те правила, которые нам навязывает этот самый новый Гитлер.
В истории западной цивилизации есть свои позорные страницы, которых в цивилизованном обществе стыдятся. Это не скрывают, но говорить про это стараются поменьше. Как правило там не стремятся непременно дать государственно-правовую оценку каждой такой странице. Там слишком глубоко убеждение, что оценка исторических событий – это частное, а не государственное дело. И при всем при том доля граждан США, оправдывающих уничтожение Хиросимы и Нагасаки, сокращается, а доля граждан РФ, оправдывающих преступления сталинизма, растет.
В любом обществе есть клинические патриоты, отстаивающие тот самый принцип: родное государство всегда право, ему все позволено. В России аннексия Крыма, давшая высшую санкцию разбою и вероломству, вновь превратила эту дикарскую архаику в «мейнстрим». И именно из кругов таких клинических патриотов теперь одна за другой выходят инициативы, подобные инициативе Клинцевича. Остается ждать предложения учредить трибунал по вывозу чернокожих рабов из Африки.
Пытающимся выглядеть солидными клоунам цирка, заменяющего в России парламент, видимо, кажется, что это достойный ответ на предложение учредить международный трибунал по сбитому над Донбассом Боингу. На самом деле это как если бы сейчас в Америке учредили трибунал по зверствам русских солдат при штурме Суворовым предместий восставшей Варшавы в 1794 году. Или по бессудным казням, учиненным нелегитимным режимом Софии Августы Фредерики Ангельт-Цербстской над участниками пугачевского бунта.
Активность парламентской обслуги Кремля выдает то, что она думает на самом деле. А думает она, что у РФ нет ни малейшего шанса доказать в международном суде свою непричастность к уничтожению пассажирского лайнера. Отсюда лихорадочные попытки этого суда не допустить или хотя бы низвести его до уровня несерьезности, «затроллив» подобными инициативами.
Всё эти люди знают про сбитый Боинг. Просто они убеждены в том, что совершение преступлений, в том числе и международных – естественная норма жизни любого государства. Отсюда главная задача внешней политики любого государства – обеспечение безнаказанности своим международным преступлениям. Эта безнаказанность может быть обеспечена путем договоренности с другими государствами о взаимном «списании косяков». Мы не пытаемся засудить вас за ваши преступления, а вы не пытаетесь засудить нас за наши. И если Америку до сих пор не засудили за Хиросиму и Нагасаки, то только потому, что Россия позволила ей остаться безнаказанной. Где благодарность?
Наша «политическая элита» убеждена, что международные суды учреждаются не ради правды и справедливости, которые никого не интересуют и которых вообще не существует в природе. Просто кто-то хочет «уесть» своего геополитического конкурента. И если кто-то хочет уесть нас, мы тоже можем уесть. Успешно превратив в полную профанацию судебную систему в собственной стране, кремлевская клептократия теперь стремится всему миру навязать систему тех уголовных «понятий», по которым живет сама. Это и произойдет, если мир позволит ей остаться безнаказанной.
