Александр Скобов: Мы не будем спорить с вами о трактовке вашего закона
Сегодня наличие у путинского режима многих черт классического фашизма бесспорно и общепризнанно. Но есть и принципиальные отличия. Путинский режим прямо не запрещает политическую конкуренцию. Свою бесконтрольность и несменяемость правящая группа обеспечивает, манипулируя «политическим рынком», ограничивая допуск на него конкурентов. Ставя их в заведомо проигрышные условия. То есть легальная политическая конкуренция как бы и есть, но несвободная, нечестная и неравноправная. «Политический рынок» как бы и есть, но у монополиста на нем «все схвачено». Это явление и стали с недавних пор описывать быстро ставшим модным выражением «гибридный режим».
Именно задаче ограничения доступа на «политический рынок» служат формальные и неформальные права властей отказывать в согласовании публичных акций по собственному усмотрению или по собственной прихоти согласовывать их в семь утра на городских окраинах. Отбирать непонравившиеся плакаты. Лишать сцены и звукоусиления.
Но чтобы такой механизм регулирования допуска на «политический рынок» был эффективен, должны быть надежно перекрыты любые лазейки для публичного выражения политической позиции без разрешения. Вплоть до разговоров с журналистами на улице и ношения на шее кроссовок. И когда питерская «судья» Медведева при разборе «дела» одного из задержанных 29 апреля у станции метро «Горьковская» заявила, что сам факт несогласованного выхода на улицу с политическими мотивами является нарушением закона, за которое следует задерживать и наказывать, она лишь признала, что ныне действующее законодательство о митингах создавалось именно с этой целью.
Разумеется, в законах так прямо не написано. Есть закон, а есть его интерпретация правоприменяющими органами. И применяться любой закон может очень по-разному. В зависимости от наличия добросовестности, доброй воли и элементарного здравого смысла у того, кто его применяет. Но не зря же пыхтел «взбесившийся принтер». Он для того и трудился над многочисленными поправками и дополнениями, чтобы наши законы о митингах можно было интерпретировать и применять именно так. Чтобы можно было считать правонарушением сам факт политически мотивированного выхода из дома. Вот известных активистов и «винтят» прямо на выходе из дома. Как говорит человек со скошенным от постоянной лжи лицом – «в рамках закона».
Глава СПЧ Михаил Федотов, пришедший на Тверскую «наблюдать», недоумевает: либо все, кто присутствовал в этом месте в это время, только этим уже нарушали закон, либо людей противозаконно задерживала полиция, потому что ничего, кроме присутствия там, они не совершали. Что называется, проснулся наш очередной ночной сторож прав человека. Вот уже более десяти лет полиция и суды трактуют закон именно так. Людей хватают и осуждают именно за «присутствие».
Можно, конечно, бороться за разумную интерпретацию закона. За интерпретацию в пользу граждан, а не в пользу государства. Можно дойти до Европейского суда и через несколько лет вернуться с решением о том, что «присутствие на несанкционированной публичной акции само по себе не может служить основанием для задержания полицией». Только обвинения в «присутствии с целью выразить свое отношение к общественно-политическим проблемам» полиция почти всегда дополняет обычным враньем. Например, приписывает задержанному плакат, которого не было.
Федотов предлагает бороться с этим с помощью недавно ужесточенного закона об ответственности за фальсификацию доказательств. Но что делать, когда судья находит показания полицейских «непротиворечивыми и заслуживающими доверия», а видеозапись задержания просто отказывается смотреть как «не имеющую отношения к делу»? Поможет ли нам ужесточение еще какого-нибудь закона?
Каждый, кто имеет опыт отказов в согласовании, задержаний и судов, знает, как глумятся над законом полицейские, судьи и всевозможные «председатели комитетов по беззаконию и нарушению правопорядка». С ухмылочкой глумятся. И все это глумление вплоть до предложения проводить митинг на городском кладбище, все это полицейско-судейское вранье не является отклонением от нормы, то есть злоупотреблением. Это системный принцип существующего в РФ общественного и государственного строя. Необходимый элемент механизма ограничения доступа на «политический рынок» конкурентов правящей группы.
Бороться за справедливую интерпретацию действующего законодательства о публичных акциях – это все равно что бороться за правильное применение 282-й статьи о разжигании. С таким же успехом в советскую эпоху можно было бороться за разумное и честное правоприменение уголовной статьи об антисоветской пропаганде.
Нет, можно, конечно, добиваться уточнения и конкретизации существующего закона. Требовать четко прописать в нем, что вот стоять в толпе с плакатом формата А3 без согласования нельзя, а с плакатом формата А4 – уже можно. Но есть путь более естественный. Это отказ играть в наперстки с жуликами и подлецами.
Можно просто сказать: окей! Вы хотите трактовать закон так. Ладно, забирайте его себе. Пусть это будет ваш закон. Трактуйте его как хотите. Мы не будем спорить с вами о трактовке вашего закона. Нам он не нужен.
Мы просто не будем ему подчиняться. Мы будем его нарушать, пока вы его не отмените.
Кстати, такой подход сразу снимает вопрос, какова цель несанкционированных митингов. Их цель – демонстративное нарушение закона о митингах.
Насколько эта тактика может привести к успеху? К слому общественного и государственного строя, основанного на искусственном и нечестном ограничении доступа на политический рынок конкурентов правящей группы? А вот это уже зависит от силы протестного движения. До недавнего времени несанкционированные акции в основном оставались делом небольшой группы оппозиционных активистов от нескольких десятков до нескольких сотен человек. Несколько раз на улицы вопреки запретам выходили тысячи и даже десятки тысяч. Но это были разовые выплески протеста, спровоцированные какими-то особо задевшими людей событиями. В таких выплесках протестное движение расходовало весь запас своей энергии на много месяцев вперед. И отползало назад зализывать полученные от столкновения с карательной машиной раны.
Так что власть вполне могла себе позволить морально-политические издержки от сотен задержанных и административно осужденных без тени правовых приличий, а также от сильнейших перегрузок судебно-полицейского аппарата. Массовый несанкционированный выход на улицы Москвы и Петербурга 12 июня показал, что у протестного движения появился достаточно многочисленный контингент, который не только способен на разовом порыве выйти под дубинки, автозаки и спецприемники, но легко «может повторить» это всего через полтора месяца. А значит, вполне вероятно, «сможет повторять».
И вот это меняет ситуацию. Лидеры протеста против фальсификации выборов 2011 года пытались использовать угрозу массового несанкционированного выхода на улицу для того, чтобы выбивать у властей более достойные условия проведения санкционированных шествий. Но власти довольно быстро почувствовали, что за этой угрозой не стояла реальная решимость большинства участников протеста «выходить под дубинки». Сегодня несанкционированные акции могут стать действенным средством политической борьбы. Реальным ресурсом давления на власть, принуждения ее к уступкам. Эй, кто там в 2012 году хотел «влиять на власть»?