Интервью с Маратом Гельманом
Он не считает себя эмигрантом, хотя уже более четырех лет живет в Черногории и приезжает в Россию эпизодически. Занимается прагматикой искусства, но при этом является активным участником политических процессов и вполне серьезно говорит о том, как будет устроена система управления страной после Владимира Путина. Галерист, гуманитарный инженер Марат Гельман – о том, какой транзит ждет Россию между тиранией и демократией, чем бы мог в будущем заниматься Гарри Каспаров и почему Лондон является центром современного искусства.
Вы себя называете «гуманитарным инженером», что означает это словосочетание?
У меня есть несколько завиральных теорий, моих личных соображений, одно из которых заключается в том, что постиндустриальное общество еще не наступило. Мысль базируется на роли художника и ученого. Несколько веков назад представители этих профессий считались маргиналами. Художник, в основном, рисовал знать, а ученый писал никому не понятные формулы. Параллельно, где-то рядом шла настоящая жизнь: в ней воевали, убивали, добывали золото, собирали хлеб. Но, через некоторое время появилась фигура инженера, человека, который с одной стороны разбирается в «формулах ученого», а с другой, как нетрудно догадаться, думает об обыденной жизни. И появление фигуры инженера в двадцатом веке произвело очень много вещей, в том числе индустриальную революцию, которая возвысила «ученого» из маргинала в одного из лидеров общественного мнения. Что касается века двадцать первого, то именно сейчас должны появиться гуманитарные инженеры, люди, которые понимают в искусстве, но думают и о каких-то обычных, прагматичных вещах. Я уверен, что именно с их помощью произойдет постиндустриальная революция. Себя я называю гуманитарным инженером, потому что занимаюсь прагматикой искусства, формируя вокруг себя проекты, которые с этим связаны.
Замечательно когда «понимаешь в искусстве и думаешь об обычных вещах». В прошлом вы были политтехнологом, как это довольно «грязное» ремесло может сочетаться с любовью к искусству?
Я старался не смешивать эти два вида моей деятельности. И потом у любого человека может быть две, три или даже четыре жизни. Сегодня такой профессии как «политтехнолог» не существует, но я занимался выборными кампаниями благодаря своему увлечению театром. Меня сподвигло к этому «сценарное мышление», это когда любая реальность воспринимается как пролог к пьесе и ты знаешь, что через два часа часть героев погибнет, а висящие на стенах ружья выстрелят. Но, с другой стороны любой сюжет он достаточно случаен и твоя задача ловить этот случай, формировать его. Собственно, этим я и занимался – «ловил случай», это была такая фишка, если хотите эксклюзив на рынке выборных технологий.
Буквально несколько дней назад вы приняли участие в «Марше Бориса Немцова», на ваш взгляд насколько он актуален для страны?
Мне кажется, что этот марш в первую очередь актуален для нас, для тех, кто знал Борю, тех, кто не хочет забывать обстоятельства его смерти, тех, кто хочет себя как-то уважать. Я не думаю, что сегодня оппозиция или вот такие протестные марши могут повлиять на ситуацию в стране, но они могут повлиять на нас, а мы, может быть через некоторое время, сможем повлиять и на ситуацию в России.
За что убили Бориса Немцова?
Убили его потому что он был самым главным политическим врагом двух людей – Путина и Кадырова. И один из них захотел сделать подарок другому, так мне кажется. Безусловно, это мое оценочное суждение, потому что никаких доказательств у меня нет, но думаю что со временем эти доказательства появятся и станут достоянием общественности.
Владимир Путин – это искусственный продукт или естественный, то есть, в российской действительности иначе быть не может?
Сегодня Путин проявлен как личность максимально. Мы можем говорить о том, что продуктом политтехнологов он был в 1999 году, но сейчас мы видим вполне зрелого тирана. Что касается причин из-за которых Путин так долго у власти, то может быть не главная, но первая из них – это выборы президента 1996 года, когда власть, журналисты, лично я, все мы пошли на ограничение свободы слова и некоторые нарушения законодательства, чтобы не допустить победу Геннадия Зюганова. Считалось, что сберечь демократию – это не пустить коммунистов во власть, а на самом деле демократия – это процедура и ничего страшного в победе коммунистов не было, в следующий раз они бы обязательно проиграли.
Вы берете на себя некоторую ответственность за то, что происходит сегодня в России, но говорите при этом уже о далеком прошлом. В наши дни известный журналист Айдер Муждабаев обвиняет вас в том, что вы превратили российскую оппозицию в тусовку, он прав?
Я не оппозиция, я диссидент, то есть человек, который высказывается, говорит то, что думает, плохо относится к действующей власти, но властью становиться не собирается. Я лишь помогаю тем людям, которых считаю не плохими политиками и если бы они пришли к власти – это было бы хорошо для России. Что касается Айдера Муждабаева, то я его понимаю, переживаю за него. У человека серьезная психологическая травма – он крымский татарин и только обрел свою родину, но тут же у него эту родину забрали. Поэтому все что он говорит и делает мне понятно, в нем не затихает боль, но мы не являемся единомышленниками. Хотя до конфликта в Вильнюсе на «Форуме свободной России» в декабре прошлого года мы общались. Скорее всего он был уверен, что я его единомышленник, но это не так, потому что я не считаю всех россиян виновными в трагедии крымских татар.
Прошлогодний «Форум свободной России» попал даже на федеральные российские телеканалы. Рассказывали о вашем конфликте с Айдером Муждабаевым и что «собравшиеся против свободы слова, потому что не пустили на Форум корреспондентов этих самых российских телеканалов». С другой стороны «Эхо Москвы» поведало всем что вы организовали там выставку обложек журнала «Итоги». Будем считать, что Марат Гельман не превращал российскую оппозицию в тусовку, но для чего проводятся такие Форумы, какой в них смысл?
Два раза в год собираются разные люди, в том числе эксперты, и делятся своими соображениями о том, как им видится ситуация в России, в мире и какие при этом возможны действия оппозиции. Этот Форум, интеллектуальное, с моей точки зрения, а не политическое мероприятие. Люди приезжают обменяться мнениями. Возможно, где-то в кулуарах и происходит какая-то политическая работа, потому что сегодня такая работа в России всегда кулуарная, ведь она относится к зоне риска. Важно понимать, что на последнем «Форуме свободной России» эмигрантов, или таких людей как я, которые основное время живут за границей, была только треть, а все остальные приехали из России, и это говорит о том, что в обществе действительно происходят некие процессы, а разочарование в Путине стало практически повсеместным. Другими словами, люди, которых раньше было бессмысленно агитировать, что-то им объяснять, сегодня у них открылись глаза и уши и они готовы видеть и слышать голос оппозиции. Это очень важный момент, который внушает оптимизм.
Вы поддерживаете Алексея Навального, но не видите в нем будущего президента, почему?
На сегодня Алексей политик №1, но его основная задача не выборы президента, а разрушение сложившейся тирании. И здесь команда Навального наиболее последовательная и эффективная, но для того, чтобы Навальный не стал вторым Путиным мы должны подумать о транзите, то есть о том, как будет выстроена система перехода от нынешней тирании к завтрашней демократии. Уже после транзита Алексей Навальный может участвовать в демократических выборах и их выиграть, но никак не раньше.
И кто может стать президентом России во время этого «транзита»?
Я думаю, что во время транзита мы сделаем так, чтобы президентская власть перестала быть абсолютной, и мне кажется, что президентом в переходный период должен быть не политик, а какой-то общественный деятель, для которого «кресло главы государства» тяжелая обременительная ноша. Таким человеком я вполне серьезно вижу Леонида Парфенова, он мог бы стать следующим президентом России.
А что будут делать Гарри Каспаров и Михаил Ходорковский?
Каспарова я вижу в роли министра иностранных дел, которому придется кропотливо восстанавливать отношения с мировым сообществом, а Ходорковский конечно должен заниматься экономикой.
Ваш форум «СловоНово» в Черногории, в чем его польза для России?
Главная задача форума – это прояснение мозгов. Я хотел показать на «СловоНово», что сегодня русская культура экстерриториальна и те, кто уехал из России, не являются отщепенцами, а продолжают быть частью своего народа. Если более ранние волны эмиграции стремились ассимилироваться, то сейчас они формируют культурные кластеры: русский Берлин, русский Париж, русский Лондон. Так что «СловоНово» важный для русской культуры, а значит и для России форум. И это не развлекательное мероприятие, как может показаться на первый взгляд, а вполне профессиональное событие.
Вы сейчас в Москве, для вас что-то изменилось на родине?
Я вижу, что моя личная ситуация поменялась, грубо говоря, у них есть куча проблем, кроме Гельмана, и меня уже не так гнобят, как несколько лет назад. Возможно, я сделаю какой-то выставочный проект в России, но жить пока буду в Черногории.
В позапрошлом году в Лондоне вы организовали выставку, которая стала самым успешным проектом русского искусства за рубежом последних десятилетий, в чем секрет ее успеха?
Речь идет о галерее Saatchi, где я организовал выставку «Искусство протеста». Среди участников были Pussy Riot, Олег Кулик, Петр Павленский, «Синие носы», АЕS + F, Арсен Савадов. Всего было задействовано пять залов. Я пытался показать разные технологии художественного протеста, которые за последнее время проявились в России. Это все имело какой-то фантастический успех, но в чем его секрет я не знаю. Видимо, людям это интересно.
Сегодня столицу Великобритании можно назвать центром современного искусства?
Раньше мир изобразительного искусства представлял из себя пирамиду: Нью-Йорк, Кельн, Лондон. И роль Лондона была в том, чтобы отсвечивать Нью-Йорк, потому что отношения между этими двумя городами особая история. А сейчас художественная среда перестала быть пирамидальной и в мире несколько центров современного искусства один из которых Лондон. Его можно даже назвать сердцем современного мирового изобразительного искусства.
Вам пятьдесят восемь, но вы молодой отец, скажите, для современного мужчины возраст совсем потерял свое значение?
Я не просто молодой, но и многодетный отец. А возраст имеет значение, к примеру, раньше были юность, зрелость, старость, а сейчас появился еще один дополнительный возраст между зрелостью и старостью. И это прекрасно, потому что он продлевает жизнь, делая ее намного интересней, чем она была у предыдущих поколений.
