Дмитрий Травин обратил внимание на отличие Глеба Павловского от большинства тех, кого привыкли называть сислибами (системными либералами). Сислибы шли на сотрудничество с авторитарной властью решать «локальные задачи» — как правило, в экономике. Но и в культуре тоже. А может, даже и во внешней политике (хотя последнее сразу вызывает улыбку). Что-то вроде «теории малых дел». Приспособиться к автократии, чтобы «в рамках возможного» сделать что-нибудь относительно либеральненькое.
Читавшие Салтыкова-Щедрина должны помнить, что за «в рамках возможного» всегда следует «применительно к подлости». Участие в строительстве тюрьмы с целью создать в ней условия чуть получше (о чем писал тот же Травин во время очередного обострения дискуссии о сислибах) для меня никогда не было оправданием. И я по-прежнему убежден, что, если бы сислибы не приняли массового участия в строительстве путинской тюрьмы на раннем этапе, эта тюрьма могла вообще не быть достроена.
Но вернемся к Павловскому. Травин пишет, что, в отличие от сислибов, Павловский вполне осознанно «долгое время делал ставку на автократию как конструктивную систему, способную работать лучше демократии». Травин упрощает. Большинство сислибов (за исключением, может быть, достаточно трагической фигуры Егора Гайдара) сами никогда не стремились к демократии. Им были ближе идеи «технократии» — власти «эффективных менеджеров», которую должна обеспечить все та же автократия как конструктивная сила. В конце концов, идея «авторитарной модернизации» долго оставалась любимой игрушкой постсоветских либералов, и далеко не только «системных».
Но Травин прав в том, что большинство сислибов не были конструкторами «новой автократии». Они просто в нее вписывались, потому что она их устраивала. И пытались в ее рамках конструктивно решать какие-то «локальные проблемы». А вот Павловский претендовал на роль демиурга «новой автократии». И работал над ее чертежами, когда она еще существовала лишь в эротических фантазиях новорусского правящего класса.
В нулевые Павловский представил вполне законченный проект государства, в котором вождь (национальный лидер) присматривает за народом, чтобы народ по причине своей недостаточной сознательности случайно не ошибся в выборе. А народ, глубоко осознающий свою недостаточную сознательность, эту функцию вождю с радостью «делегирует». Это и есть «делегативная демократия». Или, по менее политкоррекному определению, «плебисцитарная диктатура». Режим цезаристско-бонапартистского типа.
Среди теплых слов, сказанных прощающимися с Павловским российскими интеллектуалами, есть и слова о том, что он гениально чувствовал общественные закономерности, общественные процессы. Вот только он проглядел очень простую вещь: в обществе, завершившем индустриальный переход, цезаристско-бонапартистский режим неизбежно эволюционирует к фашизму. Фашизм — это и есть единственно возможная устойчивая форма существования цезаристско-бонапартистского режима в обществе, завершившем индустриальный переход. Так и получилось: мечтал о Марке Аврелии, а вырастил нового Гитлера.
Впрочем, не будем преувеличивать роль Павловского в выращивании постмодернистского нацизма Путина. Бандитские режимы никогда не допускают интеллектуалов на роль демиургов. Их держат только в качестве обслуги. И лишь до тех пор, пока они говорят хозяевам то, что нравится хозяевам.
Я готов поверить, что Павловский проиграл не просто аппаратную борьбу, а борьбу идейную. Увидел, что его проект начинает развиваться не туда, куда он думал. Пытался воззвать к разуму «заказчиков». И был ими за это вышвырнут. Вряд ли его дальнейшая интеллектуальная критика режима, его тревожные предупреждения перевешивают то зло, которое он принес стране и миру, помогая Путину строить его диктатуру. Но хоть в чем-то он попытался это зло исправить. Другой вопрос — как теперь к нему относиться. Можно ли ему простить его старые грехи? Большинство российских интеллектуалов, как кажется, готовы простить. А вот я не прощаю.
Вообще-то в большинстве случаев я склонен прощать человека, если он признал свои ошибки и перешел на правильную сторону. А вот Павловского лично я простить не могу. Потому что Павловский — бывший советский политзек. Бывшему политзеку участвовать в строительстве государства-тюрьмы — это западло. Как гласят нормы «обычного права», характерные для нашей субкультуры.
